Страница 2 из 76
Всю мою радость составляли уроки пения и походы в церковь. Каждое воскресенье мы разбивались на пары и строем шли в небольшую старинную церквушку, расположенную на окраине деревни Холлрив, в паре-тройке миль от бывшего аббатства, нынешнего пансиона миссис Гловер. Аббатство несколько веков назад перестроили под жилой особняк, потом один из потомков решил устроить в нём благотворительное учебное заведение, а затем здесь стал располагаться частный пансион миссис Гловер. О том, что когда-то пансион благородных девиц был аббатством, сейчас напоминают только стрельчатые своды главного зала да слуховые отверстия в стенах, так что я теперь всегда в курсе, с кем соседки целовались летом и чей дух собираются вызывать на спиритическом сеансе этой ночью. Я люблю ходить в церковь, но не потому, что религиозна. Наверное, я ещё слишком юна и недостаточно отчаялась в жизни, чтобы искать утешение в молитве и с упоением слушать проповеди преподобного Молдена, сухонького старичка, которого едва видно из-за пюпитра. Хотя некоторые пансионерки очень любят, видимо, насмотревшись литографий с изображениями католических святых, впадать в религиозный экстаз и, сжав молитвенно ладони и наклонив покорно головку, пустить слезу под особо проникновенную проповедь об убиенных Иродом младенцах. Мисс Строу потом ещё долго ставит их в пример, как девушек нежного сердца и чистой души. Хотя я бы на её месте посоветовала им меньше посещать театральные постановки и помнить, что подобные страсти неуместны в англиканской церкви. Я же хожу в церковь не ради проповедей, а ради той чудесной атмосферы, что царит там. Когда я летом приезжаю в Лондон, в пустынный дом, где меня не ждёт никто, разве что миссис Милсом, и не нахожу себе там никаких развлечений, кроме чтения книг или походов по модным лавкам, то жду воскресений, чтобы надеть любимое платье и, устроившись удобно на скамье с молитвенником в руках, слушать хор слаженных голосов, хвалящих Господа, вдыхать запах ладана и воска. По этой же причине я люблю ходить в церковь и в пансионе.
Многие девочки изо всех сил старались избежать воскресного похода на службу, но я всегда рада там побывать. Тем более, после церкви нам разрешали прогуляться по улицам Холлрива, заскочить в булочную или полюбоваться тканями и лентами в текстильном магазине. Сам по себе Холлрив знаменателен большой круглой площадью, где в средние века казнили какого-то неудачливого несостоявшегося цареубийцу, да старинной церковью, куда мы гуськом шагали каждое воскресенье.
После одиночества в Лондоне шепоток, разговоры, а то и вовсе смех из каждого коридора и потаённого уголка казались мне странными и лишними, резали слух. А в общем зале, после ужина, атмосферу нельзя было назвать просто оживлённой: несколько раз мисс Строу подходила и одёргивала особенно забывшихся учениц, начавших громогласно обсуждать летние каникулы и хвастаться покупками из магазинов на Риджент-стрит. Я никогда не принадлежала к кругу самых ярких девочек пансиона, ибо не могла похвастаться ни выдающейся внешностью, ни способностями, ни увлечениями. Когда в родительские дни приезжали старшие братья или кузены пансионерок, никто из молодых людей не обращал внимания на мою крошечную, занавешенную непослушными волосами особу, которой не доставало ни кокетливости, ни умения уверенно поддерживать разговор с незнакомыми молодыми людьми. Впрочем, мой дядя в такие дни приезжал крайне редко, и я либо проводила время в библиотеке, либо уходила с приехавшей навестить меня вместо него миссис Милсом в Холлрив, где мы покупали нитки для рукоделия или новый альбом для рисования (ибо старый залит водой из-за моей неловкости или испорчен жалкими попытками воспроизвести то, что видят глаза, но отказывается изобразить рука).
Против обыкновения, в тот день мы долго ждали прихода миссис Гловер. Мне она очень нравилась, строгая и умная. Всегда затянутая в чёрное платье с белым воротником, с низким пучком гладких волос и пронзительным взглядом, от которого не ускользает ни малейшая деталь. Несколько раз меня вызывали к ней, но ни страха, ни робости в её кабинете я не испытывала: она не повышала голос, всегда выслушивала до конца то, что ты хочешь сказать. Это редкое качество для учителя. Говорили, что у неё есть сын, который учится в Винчестерском колледже и пишет ей каждую неделю. И я ему немного завидовала.
Обычно на первом собрании года миссис Гловер всегда говорила, что рада нас видеть, желала удачной учёбы и назначала старост. Мне нравился и её голос: низкий, как гул ветра в водосточном желобе, и вместе с тем мелодичный, с ровными интонациями. Иногда мне казалось, что у матушки был именно такой голос. Я не помню её, как не помню и отца. Мне осталась лишь миниатюра с их изображением: матушка в розовом платье, светловолосая и голубоглазая, английская роза, пристально смотрящая на художника, и отец, нежно держащий её за руку, темноволосый, смуглый. Они были такими разными, но одинаково сильно любили меня. Это я помню точно.
Удивительное дело, миссис Гловер опаздывала уже на пять минут, а это не было похоже на неё. Она вообще отличалась пунктуальностью и требовала того же от других. Ложь и отсутствие пунктуальности – вот два страшных порока, которые в её глазах могли снизить статус пансионерки от будущей леди до глупой девчонки, но в тот день она сама подрывала свои устои. Чтобы не ерзать нервно на сидении, я прикусила палец, но тут же вытащила его изо рта, заметив злобный взгляд мисс Строу.
Наконец дверь открылась, и в зал влетела миссис Гловер. Обычно воплощающая всем своим видом респектабельность и сдержанность, директриса шла нервным шагом, а руки её слегка подрагивали, лицо, и без того всегда бледное, отдавало меловой белизной. Вслед за ней в дверях показалась высокая фигура. Миссис Гловер неодобрительно покосилась на стоящего позади джентльмена, не видимого из дверного проёма в полной мере и, вздохнув, произнесла: