Страница 2 из 15
Кронштадтские события 1921 года – одна из тех тем нашей новейшей истории, которая затрагивается практически в любом исследовании Революции и Гражданской войны. Как советские историки, так и зарубежные исследователи всегда чувствовали общественную значимость изучения этой темы, ее политическую злободневность. Однако в силу различных политических задач, стоящих перед исследователями в СССР и на Западе, отечественная и зарубежная историография шли разными путями в осмыслении Кронштадтских событий. В итоге в историографии оформилось три принципиальных подхода к трактовкам этих событий: советская концепция «Кронштадтского мятежа», западная концепция «Кронштадтского восстания», которая была синтезирована выборочно из эмигрантских социалистических и анархистских концепций «Третьей революции». Также до сих пор находятся приверженцы оригинальной концепции Л. Д. Троцкого. На протяжении всего ХХ века, заочно дискутируя между собой, приверженцы этих концепций и формировали наш взгляд на прошлое.
Сразу обязан предупредить читателя: я не специалист в военном деле. Поэтому вопросы организации и проведения штурмов или обороны Кронштадта предлагаю оставить знатокам военной истории. Благо у нас в стране и за рубежом они есть. За скобками мы оставим также очень дискуссионный вопрос о масштабах репрессий в отношении участников мятежа, а также вопрос амнистии 1921 года. Эти вопросы скорее относятся к изучению всей советской системы, истории ее карательных органов. В этой же книге предлагаю обсудить, как в литературе и общественном сознании формировался миф о Кронштадте. Слишком уж по-разному увидели современники и потомки этот конфликт. Почему это событие вызвало столько споров? Почему получило такие разные оценки? Как в разных политических лагерях виделись причины этого конфликта?
Дискуссия о Кронштадтских событиях – это дискуссия об упущенных возможностях или их отсутствии в русской истории ХХ века. Это дискуссия о перспективах так называемой «Третьей революции», о «перерождении» правящей партии, о демократии в России и диктатуре большевиков. Все это определяет чрезвычайную идеологическую, аксиологическую и историографическую значимость этой темы.
Кронштадтские события 1921 года стали не только мифологемой для всего мирового анархистского движения, но, что важнее, удобным поводом для критики коммунистической партии.
Разрушение советской политической системы в конце XX века активизировало дискуссии об истории Российской революции в целом и Кронштадтских событий в частности. В России начали издаваться книги западных исследователей, а также новые работы отечественных историков. Было опубликовано большое количество ранее засекреченных документов. Обсуждение продолжало развиваться в парадигме противостояния либеральных и советских ценностей.
Указ Президента Российской Федерации от 10 января 1994 г. № 65 «О событиях в г. Кронштадте весной 1921 года»2 официально отменил постановление Совета труда и обороны от 2 марта 1921 г., объявившее кронштадтских мятежников вне закона. В указе признаны «незаконными все репрессии в отношении матросов, солдат и рабочих Кронштадта на основании обвинений в вооруженном мятеже» и, таким образом, полностью реабилитированы участники этого движения. Однако реабилитация не завершила споры политиков и историков. Да и сам этот указ не избежал самых противоречивых оценок. В наше время – в первой четверти XXI века – тема Кронштадта остается востребованной и в политическом, и в научном дискурсе.
В нашем обществе до сих пор во многом сохранились однобокие черно-белые подходы в оценках Российской революции. Однако наметился и новый историографический тренд – более сдержанные подходы, менее резкие оценки. В отдельных работах можно увидеть признание непрерывности многих социальных и экономических процессов первой половины XX века. Эти изменения требуют по-новому взглянуть и на проблему Кронштадта, сформулировать новые исследовательские задачи, синтезировать новые подходы. При этом специальных исследований историографии Кронштадтских событий 1921 года, ее концептуального анализа, обобщения накопленного исследовательского опыта и теоретических построений ранее практически не предпринималось.
Необходимость обобщения и систематизации накопленного историографического опыта обусловлена новыми историческими условиями. Для определения новых исследовательских задач необходимо выявить особенности имеющихся методологических и исследовательских подходов к определению причин, исторического значения и оценки Кронштадтских событий 1921 года в отечественной и зарубежной историографии за период с 1920-х годов по настоящее время. Этому и будет посвящена данная книга. Но, прежде чем перейти к этим вопросам, я просто обязан рассказать, а что, собственно, мы будем исследовать.
1. Исторические и историографические источники
Прикоснуться к прошлому мы не можем – оно, как широко известно, уже прошло. Но изучить прошлое мы можем, обратившись к сохранившимся источникам информации.
Во-первых, это первичные исторические источники – архивные материалы (опубликованные и нет).
Во-вторых – мемуары, свидетельства современников и очевидцев, периодическая печать. Зачастую эти вторичные исторические источники можно вполне рассматривать и как историографические.
В-третьих, это сами историографические источники – диссертации, монографии, научные статьи, учебно-методические и иные публикации профессиональных историков. К этой же группе относится и публицистика. Историографические источники и представляют максимальный интерес для этого исследования.
Сами сохранившиеся исторические документы не являются точным отражением прошлого. Чаще всего они предоставляют нам лишь фрагментарные данные о прошлом. Кроме того, они являются плодом деятельности человека со всеми его достоинствами и недостатками. Мог же автор документа неточно увидеть реальность? А кто сказал, что при отражении этой реальности он не был ограничен еще и временем, техническими возможностями, политикой, идеологией и, наконец, собственным мировоззрением и талантом? А исследователь, который потом берет в руки этот документ? Его интерпретация тоже будет отражением его личного субъективного опыта. Это уже следующая производная от прошлого. В свою очередь, исследование историографии – это производная от прошлого еще более высокого уровня. Конечно, на каждом этапе изучения прошлого мы отдаляемся от его объективного понимания. Но, во-первых, такой субъективизм исторических исследований более чем достоин изучения – он дает нам массу ценной информации о мотивах авторов. А во-вторых, привлечение максимально большого количества исторических источников позволяет нам хотя бы частично нивелировать этот субъективизм в исторической науке.
Поэтому, даже изучая историографию, мы не можем обойтись без собственно исторических источников – архивных материалов, как опубликованных, так и не использовавшихся ранее. Без них крайне сложно осуществить внутреннюю критику историографических работ. Изучение и анализ этих исторических источников позволяют оценить, например, информированность авторов. А если мы еще увидим, что автор был избирателен в подборе источников для исследования? Что каким-то документам он доверяет полностью, а какие-то обходит стороной? Может ли это продемонстрировать степень его пристрастности и политической мотивированности? Полагаю, что да. Значит, этой информацией нужно обязательно пользоваться при анализе и исследовании историографии.
При работе над этой книгой я обращался также к ранее не опубликованным документам. Часть документов фонда Кронштадтского Совета рабочих и солдатских депутатов3 из Российского государственного архива Военно-морского флота (РГА ВМФ) используется впервые при исследовании проблем Кронштадтских событий 1921 г. Это позволило лучше разобраться в хозяйственно-политических функциях Кронштадтского совета матросских, солдатских и рабочих депутатов. Эти документы во многом объясняют, почему к концу зимы 1921 г. большевистский Кронсовет утратил доверие основной массы кронштадтцев.
2
Труд. 1994. 15 января.
3
РГА ВМФ. Ф. р-661. Оп. 1. ДД. №№ 272, 298, 303, 304, 344.