Страница 2 из 3
Говорят, друзья познаются в беде. Вот она и пришла. Мы «эмигрировали» из Питера в деревню и начали обустраивать в ней свою жизнь. И решил я по истечении трёх дней дойти до Вити, хоть поздороваться издалека. А то как-то неудобно, приехали, и тебе ни «здрасте», ни «до свидания».
У дома Волковых меня долго «приветствовал» их цепной пёс. Весь излаялся. А Витя не выходит. Жена-то в город, к детям уезжала, я ей издалека рукой помахал. Но Витя должен быть, дверь не на замке, на участке пусто, значит дома. Но не выходит. Надо сказать, накануне я тоже пробовал навестить таким макаром соседа. Но никто не вышел. И снова тишина. А не случилось ли чего? Я в окно постучал. Тут Витя и появился. Дверь открыл и машет на меня, как на прокажённого: «Уходи, уходи!». А я-то приближаться и не собирался, метрах в трёх-четырёх стою. Говорю, поздороваться заглянул. А Витя будто не слышит; «Уходи, иди к себе! Вот всё из-таких, как вы, эпидемия эта!» Лицо злобой перекошено, в глазах сверкает самая настоящая ярость. Да, такого Вити я ещё не видел. А всё страх этот. Ладно, побрёл я до дому, вслед мне из-за Витиной спины выскочил самый противный из деревенских псов – мелкий Чопа, его на цепи не держат, почти комнатный. Чем он и пользуется всегда, вечно норовит цапнуть за ногу, стоит лишь повернуться спиной. Вот и в этот раз. Пришлось, чтоб отвязался, как всегда изображать, что камень поднимаю. Да, вот такая нонче жизнь, тут почти как с украинцами из Китая, которых едва не сожгли соотечественники.
Иду и думаю: «Конечно, из-за нас пандемия, можно подумать. Само собой, если бы все, как Витя, ковырялись в своём огороде и дальше райцентра не ездили, может, и не грохнуло бы так. Во всяком случае, так быстро. Но тогда до сих пор средние века стояли бы и инквизиционные костры полыхали на главных площадях. И чума чумилась».
Однако как быстро человек-то свою сущность показывает. Много, как выяснилось, не нужно. Ведь ему, если и привезёт кто вирус, то собственные дети и внуки из города. Раз в неделю приезжают. Даже достатку Витиному ничего, по сути, не угрожает. Как сажал картошку, так и будет сажать. Как выращивал кроликов, так и дальше будет. А вот у нас с ним уже как раньше никогда не будет. Практически друг был. Вот со вторым деревенским Витей, Кравченко, отношения тоже тёплые были, но не такие как с этим. А тут Кравченко чуть не целоваться полез, когда я к нему после магазина (об этом отдельная история) про молоко и картошку разузнать зашёл, обмундированный по всем правилам коронавируса – в маске и перчатках. Мне едва удавалось дистанцию держать. Рад, что человека нового увидел. Им ведь скучно в нашей деревне зимой. Рюмочку звал выпить. «Вить, – говорю, – подожди, надо две недели мне выдержать, не дай Бог, гадость эту вам завёз!» А он в ответ, мол, ну её в баню, дрянь такую-растакую. Чуть слезу не прошибло: «Зайду, сосед, обязательно зайду, потерпи, пока – никак. Самоизоляция».
И природа нас тоже пытается изолировать. Первый день второго месяца второй к ряду весны, нет не второй весны, зима ведь где-то была, а у нас только осень, плавно перетекшая в весну. Пошёл снег. Делаю на балконе зарядку, и на лицо снежинки падают, в первый раз. Раньше тёплые дождинки могли залететь, а нынче – снег. Как бы зимовать тут не пришлось. Мы ведь летние дачники. Такие вот дела.
Четвёртый эпизод. Покупки а ля коронавирус
«Вчерашний день, часу в шестом я вышел, – увы, – не на Сенную».
А я бы предпочёл на Сенную вообще-то, лучше, конечно, на Невский, но и Сенная подошла бы. Ведь это когда-то:
«Там били женщину кнутом, крестьянку молодую».
Сейчас уже такого безобразия нет. Да, товарищ Некрасов, радуйтесь, ноне крестьянок не бьют. Ноне самоизолируются. Посему вышел я, то бишь выехал, в деревенский магазин. А вообще-то, повторюсь, предпочёл бы Сенную, до неё нам в Питере минут пятнадцать ходьбы. Там в это время года веселее. Но я не пошёл, а поехал на машине, аж за два километра, затариться провизией. Хоть и привезли из питерской «Ленты» запасы, но всегда чего-то не хватает. Чего-то – это пунктов пятнадцать в списке. Будем ведь осаду держать. Коронавирусную. Взял с собой младшего в качестве помощника, надели перчатки, очки стрелковые, напялили маски, опустив их пока на подбородок. Ну синяя борода, ни дать, ни взять. Особенно у меня, под чёрной с проседью, ещё синяя. Значит, вперёд, в сельпо.
В магазине сразу предупреждаю: «Мы только три дня как из Питера, мало ли что, близко не подходите!» Меня поняли. Продавщица, кстати, была в синих резиновых перчатках, получается, даже здесь, в глуши, ими снабжают. А мужик местный, которого я не знаю, усмехнулся и поздоровался со мной ногами. Нынче такие приветствия в моде. Пора диссертации писать на тему «Жизнь и быт эпохи коронавируса».
Но одним магазином не проживёшь. Хорошо, сосед Витя молоком и картошкой может снабдить. Её в деревенском лабазе обычно не бывает. Вот и сейчас. Только капуста и жухлые мятые апельсины.
– Вам это не надо, – безаппелляционно заявила продавщица Надя, имея в виду апельсины. Сказала, как отрезала.
– Ой, пирожные есть, – обрадовался я. Бабушка и Юля у нас их любят.
– Вам это тоже не надо, – упрямо повторяет Надя.
– А кому надо тогда? – удивлённо спрашиваю я.
– Да проезжие купят. Им всё равно.
Ну не знаю. Но по сравнению с коронавирусом, подсохшие пирожные, конечно, ерунда.
Вот и пришлось после магазина идти на второй контакт. К Вите Кравченко, в смысле, заглянуть. Опять же в маске и в перчатках.
Игорь, сын Вити, обрадовался, руку тянет. Я отстраняюсь и головой верчу из стороны в сторону – нельзя, мол, я только за молоком. Но раз пришёл, то надо уж по полной программе закупок пройти.
– Ты картоху вроде как обещал, – это я уже Вите.
– И-и, конечно, дам, – отвечает Витя,– выбирай, – и пододвигает ведро с крупными, как на подбор, прям железнобокими, как солдаты английского диктатора Кромвеля, клубнями.
– А чего ещё есть? – продолжаю свой шоп-тур, – морковь там, свекла?
– Вон, четыре морковки лежат, забирай, – отвечает, – да погодь, банку солёных огурцов хочешь?
– Конечно, хочу, – отвечаю (а мысленно, про себя: «Мировой закусон!»), – сколько с меня?
И тут Витя, который всегда деньги считает, замялся.
– Ну за молоко – сто пятьдесят, а остальное –так бери.
Ну я, естественно, за «так» брать не стал. Прикинул примерно и сунул ему пятьсот рублёв.
–Бери, Витя, а то обижусь.
Он гримасу сделал, но взял. И опять не удержался всё же:
– А рюмочку не выпьешь? (Ему не с кем, сын вообще почти не пьёт).
– Да нет, Витя, подожди. Мы же в самоизоляции. Ты же видишь, я даже перчатки надеваю. Вот через одиннадцать дней без приглашения приду. Так и знай.
– Ну и договорились, – радостно заключил сосед.
Так мы самоизолируемся. Вирус вирусом, а жизнь продолжается. И рюмочку (может и две) я с Витей выпью!
Пятый эпизод. Мусорка и автолавка
Коронавирус. Сидим в нашей деревне из двенадцати домов, где к пяти постоянным жителям прибавилось ещё пять – это мы с детьми и бабушкой.
Четверг утро. До двенадцати должен пройти трактор, который собирает мусорные пакеты в прицеп. Во сколько он пройдёт, никто точно не знает. Поэтому вытащил мешки на улицу, откинул окно, сижу и жду. Трактор слышно издалека, он за нами ещё круг делает, успею легко. В принципе он сам забирает, но мы ещё не платили, и не знаем как. Значит пропустить нельзя, он раз в две недели ходит. Вспомнил детство, было тоже самое – мусоровозка приходила к нашим пятиэтажкам в полвосьмого вечера. Но там были сотни квартир, поэтому она ходила каждый день, или почти каждый. Сейчас то же самое, только значительно реже. И не надо искать тут иронию. До этого года от мусора надо было избавляться самим. Мы несжигаемое возили в райцентр, когда ехали в тамошние магазины, местные закапывали или устраивали языческие кострища. Теперь хоть забирают. Видимо, это широко разрекламированная мусорная реформа на местах. Ну хоть так. Привыкнем. В Невель всё равно не ездим. Отовариваемся в деревенском магазине. Как выяснилось, там есть всё необходимое для жизни. Удивительно, но факт. Нет, конечно, там только два вида туалетной бумаги, например, хорошая и плохая. Там нет тридцати трёх видов сыра, а тоже только два, нет хорошего коньяка, зато есть водка и, что более важно в деревне – лопаты, грабли и так далее.