Страница 2 из 3
В такси стало спокойнее. Я смотрела в окно, не понимая, на сколько я задержусь в этом странном месте и зачем вообще я сюда приехала. Я с любопытством рассматривала ночной город за окном машины: город пил вино в тавернах на углу, куда-то спешил, перетекал из улицы в улицу, на перекрестках мелькали светофоры. Водитель открыл окно, и в салон влетел свежий ветер, пропитанный сыростью Рио-де-ла-Плата и вечерними запахами фиолетовых цветов, я ловила этот новый, прохладный, незнакомый мне воздух, и мне отчего-то становилось хорошо. Легкий, обещающий, странный. Можно ли полюбить воздух незнакомого города?
Я явилась в Буэнос без целей и ожиданий. Главное – подальше от московской зимы. Оказавшись в этом странном месте, смешавшем в себе тонкое ощущение пронзительного весеннего счастья и многолетнюю, терпкую, как аргентинский мальбек, эмигрантскую меланхолию, я внезапно и неожиданно почувствовала себя дома. Мне было уютно с его приветливыми жителями и спокойно на его вечерних улицах. Каждый день город открывался с новой стороны и влюблял меня в себя совершенно неотвратимо.
Эта внезапная привязанность была удивительна мне самой. На тот момент, в свои тридцать, я уже много где была и многое видела. Видела другие страны и иные города, яркие и впечатляющие. Города с более пышными фасадами и высокими зарплатами. Города с более зелеными парками и чистыми тротуарами. Те стабильные города с условной гарантией светлого, спокойного будущего, о которых так многие мечтают. Но Буэнос-Айрес привязывал, не отпускал. Покинуть его было так же сложно, как оставить большую любовь в самый разгар страстного романа. Просто выйти, закрыть за собой дверь и удалить номер в телефоне. Практически невозможно.
Пара намеченных недель постепенно переросла в пару месяцев: у меня появились любимые улицы, секретные места и случайные знакомые, которых мне все чаще хотелось называть друзьями. Я не хотела уезжать: первый раз в жизни меня не тянуло отправляться даже в изначально запланированные заманчивые латинские города, среди которых Буэнос-Айрес планировался лишь в качестве пункта прибытия и отправления. Вырвавшись из его объятий по окончании туристической визы, я все же совершила очередное свое большое путешествие. Ни много ни мало одиннадцать тысяч километров по восхитительной Латинской Америке: Уругвай, Боливия, уже знакомые Перу и Эквадор. Фантастические места и невероятные приключения. Соляные высокогорные пустыни, кактусовые поля, ламы, золотые шахты, всамделишные индейцы и миллион самых разных впечатлений. Но Буэнос не отпускал. Пролетевшие одним днем месяцы в этом притягательном месте бесконечным тягучим фоном напоминали о себе. И, вернувшись в Москву очередной весной, я думала, я ждала, я мечтала вернуться, остаться, стать частью жизни этого далекого странного города, который внезапно и навсегда занял место в моем сердце.
Тогда, наверное, впервые я всерьез задумалась об эмиграции. Конечно, мне, как небольшому любителю российских холодов и московских реалий, и раньше приходили на ум идеи возможного переселения. Но мне всегда казалось, что если это случится, то случится запланированно, подготовленно. Что это будет или счастливое замужество, или успешный рабочий контракт, или, например, учеба в престижном вузе какой-нибудь лощеной европейской страны. Но даже с нехилым багажом всех моих спонтанных приключений мне сложно было представить, что однажды я просто соберу небольшой рюкзак, единственную ценность в котором будет представлять мой рабочий ноутбук, возьму оставшиеся после сокрушительного и внезапного падения рубля свои смешные накопления и вот так вот эмигрирую в Аргентину. Без каких-то планов на будущее и идей о том, на каком основании я вообще останусь в этой стране.
Большинство моих друзей на тот момент обзаводилось семьями и детьми, я все чаще читала в глазах немой вопрос «а ты-то когда?». Все реже становилось возможным вытащить кого-либо из дома. Мне становилось тесно на привычных московских улицах, интуитивно я чувствовала желание что-то изменить вот так, целиком и полностью. Я ощущала, что моя привычная московская рутина уже будто бы изжила себя: в Москве, где я родилась и выросла, мне как будто не хватало воздуха, я снова и снова возвращалась мыслями к тому другому далекому городу, где мне, независимо ни от чего, было так хорошо.
Я ежеминутно сомневалась в своих намерениях. Все это было похоже на бред, каприз, на глупую прихоть, на ошибку, о которой обязательно придется пожалеть. Я понимала, что в конце-то концов редкий идиот эмигрирует с одним рюкзаком и парой тысяч долларов в кармане. Промучившись несколько месяцев в раздумьях, я решила, что, вероятно, я и есть тот редкий идиот. Билет был куплен на полгода, в успешность своего переселения, разумеется, я не верила. Мировой кризис уже вовсю гулял по планете, и обозначенная в билете дата моего возвращения на родину в каждый следующий момент могла поменяться в любую сторону. Но самолет отправлялся. Долгожданный рейс Москва – Буэнос-Айрес.
Мной двигала мысль о том, что если практически все мое пребывание в Москве я с таким нетерпением жду возвращения ТУДА, то не логичнее ли было бы попробовать устроить свою жизнь ТАМ и приезжать в Москву, что называется, на каникулы, повидаться с семьей и друзьями.
Меня расслабляло принятое перед поездкой решение о том, что все мои затеи и помыслы слишком далеки от реальности, и поэтому пусть это будет, предположим, такая забавная игра, эдакий бег с препятствиями, в котором, ну разумеется, я растянусь если не в первом прыжке, то уж точно где-нибудь в начале дистанции. Моя собственная идея переезда казалась мне самой настолько абсурдной и неподготовленной, что я решила просто не думать о результатах. Не получится – вернусь в Москву и к осени продолжу свои зимовки. Так я начала этот свой захватывающий спектакль, в котором все было несерьезно и понарошку, не хватало разве что клавиши save, для возможности подстраховаться в особо сомнительные моменты.
Я была готова к тому, что климат аргентинской зимой будет холоднее, чем тогда, летом, что реальная жизнь может оказаться труднее, чем в краткосрочном путешествии, что у меня не будет больше моей квартиры, моей машины, что мне придется старательно добиваться документа, маленькой пластиковой карточки, разрешающей мне просто жить в любимом городе. И дышать его воздухом. Тем самым, который затуманил мое сознание тогда, год назад, когда меня совершенно никто не ждал и не встречал. Никто. Кроме него. Города.
Я понятия не имела, что такое миграционные органы и с какой стороны к ним подступиться, у меня не было никакой финансовой подушки, местного бойфренда, квартиры или работы на новом месте. Только билеты на полгода с обратным вылетом из Буэноса и три месяца туристической визы, не дающей права ни на что, кроме передвижения по стране.
Чтобы сэкономить на жилье в отсутствие работы в первые месяцы жизни в Буэносе, я устроилась волонтером в один из городских хостелов. Волонтерство на первых порах помогало. Работая несколько раз в неделю по нескольку часов, я обеспечивала себя жильем, завтраками и веселой компанией таких же, как и я, авантюристов-путешественников из разных уголков Земли. Сам хостел – удивительный дом в старом, очень красивом и очень зеленом районе Буэнос-Айреса. Дому этому лет уже сто пятьдесят, и строился он как частная клиника аргентинского доктора. Сам доктор когда-то жил на первом этаже, прислуга на втором, а на третьем располагались палаты пациентов. Отсюда и конструкция дома, с дополнительной деревянной лестницей для прислуги, огромным холлом и душем в каждой комнате, что редкость для старых районов Буэнос-Айреса. Потом клинику преобразовали в психиатрическую, и легенды утверждают, что на третьем, самом высоком этаже, водятся привидения. Впрочем, никто этих самых привидений до сих пор не видел. Даже я, когда карабкалась вечерами по пожарной лестнице на самую высокую террасу, туда, где аргентинские звезды кажутся чуть ближе и где в отличие от внутреннего дворика-патио можно почувствовать хотя бы немного ветра в жаркие февральские аргентинские ночи. Все здесь было задом наперед и с ног на голову. Лето здесь кипело в январе, а осень наступала весной, в день весеннего равноденствия. Жара стояла на севере, а заснеженный юг тянулся где-то между Антарктидой и ледниками Патагонии. Месяцы, отведенные на гипотетическую подготовку к эмиграции, утопали в международных тусовках и ленивом латинском расслаблении. Время шло, и сроки моего пребывания в Аргентине неумолимо приближались к концу…