Страница 2 из 4
«Нет, всё, надоело! Сейчас приду домой – и просто спокойно поиграем с Гошей, может, даже удастся повторить все буквы», – думала я.
Дома нас ждала безрадостная картина. Макс уткнулся в планшет, откуда доносились то тревожные, то радостные пиликанья. Папа лежал перед телевизором и смотрел какую-то передачу про аварии на дорогах.
Семь часов вечера, и надо каким-то образом всё успеть: приготовить ужин, сделать домашнее задание с Максом… да, и ещё закончить отчёт, который взяла домой…
Вспомнились мысли о том, что хорошо бы поиграть с Гошей, и стало просто нестерпимо грустно! Нет, это уже никак не встраивалось в сегодняшний вечер, как всегда.
– Танечка, мне звонила учительница Макса. Как её, Маргарита… Николаевна? В общем, она с тобой хотела поговорить, но не дозвонилась. Сказала, что очень серьёзный разговор по поводу Макса. Обязательно набери её, – грустные мысли перебил муж из соседней комнаты.
Действительно, три неотвеченных звонка на телефоне говорили о том, что Маргарита Николаевна очень хочет поговорить. Что там? На ремонт шкафчиков и новое хозоборудование мы вроде бы деньги сдали… Видимо, всё-таки Макс. Опять получил двойку? А вдруг подрался с кем-то или ещё что-то серьёзнее натворил?!
Учёба в новеньком лицее с бассейном и математическим классом давалась с огромным трудом. Все вечера и выходные проходили под лозунгом «Делаем домашнее задание!». Чтобы Макс хоть что-то выполнил, над ним надо было стоять и всё время проговаривать, что он должен сейчас написать. Иногда это становилось похоже на управление тамагочи из 90-х:
– Переверни лист. Отступи на три клетки. Пиши: «Домашнее задание»…
Если вдруг позвонил телефон или я отвлеклась на три минуты, чтобы засыпать макароны в кастрюлю, работа подвисала. Нет, раньше он пробовал что-то делать сам, но часто его попытки приводили к тому, что приходилось всё переписывать заново. Пробовали и без этого, но тогда в дневнике одна за другой росли двойки. После каждой третьей такой оценки Маргарита Николаевна обычно звонила, и у нас с ней был очень трудный и неприятный разговор.
В таком режиме, проговаривая каждую мелочь, сделать три домашних задания – по математике, русскому языку и окружающему миру – можно было только за два-три часа при моём неотрывном внимании. А ещё чтение. Макс читал очень медленно и ненавидел это занятие всей душой.
В самые ужасные дни всего этого вечернего кошмара, часов в одиннадцать, вдруг оказывалось, что ещё есть стихотворение по английскому, и завтра физкультура, и надо приготовить форму. Кое-как со всем этим управлялись к полуночи…
Всё это вечернее расписание пронеслось перед глазами. И стало уже нестерпимо тошно. А ведь Макс только в третьем классе, а Гошка и вовсе ещё в школе не учится… Страшно подумать, что будет через четыре года…
Эти мысли прервал звонок телефона. Снова Маргарита Николаевна. Надо брать.
– Алло…
– Здравствуйте, Татьяна Аркадьевна! – выпалила учительница. – Наконец я до вас дозвонилась. Уже подумала, вы меня боитесь и поэтому не берёте трубку. Не знаю, говорил вам супруг или нет, но у меня серьёзный разговор по поводу Максима. Так больше не может продолжаться. Понимаете, я уже и так помогаю ему на всех контрольных. Но сейчас сказали, что через месяц итоговая работа по математике, и на ней будет присутствовать человек из Министерства образования. Вы ведь знаете, что наша школа – новая, и к ней пристальное внимание. Все работы потом тоже будут просматриваться. Вы понимаете, что Максим вообще ничего не напишет! Он решает задачи, только когда говоришь, КАК их решать и ЧТО писать! В общем, я поставила вопрос перед директором. Ведь такая ситуация не только по математике. Все остальные предметы в таком же плачевном состоянии… Мы ведь говорили ещё в первом классе, что мальчик не тянет программу… Значит, завтра в 10:00 мы с Зинаидой Леонидовной ждём вас в её кабинете.
Этот длинный монолог я робко прервала:
– Маргарита Николаевна, может, получится поднатаскать его за этот месяц? Может, нужен хороший репетитор?..
– О чём вы говорите?! Вы думаете, можно программу трёх лет преподать ребёнку за один месяц? И не просто ребёнку! А ребёнку, который ничего не хочет делать! Который может спокойно сидеть только с планшетом в руках! Иначе его вниманием завладеть невозможно! В общем, завтра обсудим, что можно сделать, до свидания.
На этом разговор закончился, а из комнаты раздались крики дерущихся детей.
Дальше как в тумане: уроки, ужин, ссоры детей… Когда я оказалась в кровати, последней мыслью было поставить напоминалку в телефоне, чтобы предупредить секретаря Марину о том, что завтра я опоздаю.
На следующий день в кабинете директора подтвердились мои самые ужасные догадки и опасения.
– Поймите, мальчик больше не может у нас учиться. Нет, конечно, ваше право – оставить его тут, дождаться контрольной работы. А дальше будут большие и серьёзные разбирательства. Понимаете, работа вашего мальчика будет недвусмысленно говорить, что в нашей школе недостаточно квалифицированные учителя. Мы не хотим навлекать проблемы и очередные проверки на всех, а Маргарита Николаевна не хочет остаться без премии к Новому году. В общем, говорим вам прямо, что мы будем настаивать на проведении дополнительной аттестации. И вот я не понимаю: оно вам надо? Давайте разберёмся по-хорошему. Вы просто перево́дите ребёнка в другую школу. И вы выигрываете – он начинает учиться лучше, спокойнее, и мы выигрываем! Есть же масса других школ, не таких сильных. Да, скорее всего, Максу нужны будут репетиторы, чтобы поступить в институт. А может, и не нужен ему институт…
Я не стала спорить. В чём-то директор, несомненно, была права. При чём тут они, если у них программа…
А насчёт дополнительной аттестации – уж они-то точно найдут, к чему придраться! Ещё когда поступали к ним в школу, мне долго повторяли, что читать Макс умеет, но память у него недостаточно хорошая. Психолог говорил об эмоциональной неустойчивости и неразвитости волевых сфер, о том, что очень плохо сформированы какие-то «организационные навыки»…
Я, конечно, пообещала тогда, что мы будем стараться, будем заниматься. А в итоге… Дали повышение, и я с головой ушла в работу. Так и не разобралась, что это за «волевая сфера» и «самоорганизация»…
Я вышла из кабинета почти в слезах, со списком школ от Зинаиды Леонидовны, «тоже хороших, но не таких сильных». Макс грустно взял меня за руку, и мы вышли на улицу. Было видно, что он тоже расстроен и чувствует себя виноватым.
Ох, как же мы докатились до такого! Ребёнка исключают из школы практически за неуспеваемость! Я думала, со мной этого никогда не случится! А теперь стояла в кабинете директора и чувствовала себя двоечницей. И ведь верно. Я тоже провалила экзамен, только другой. Он называется «быть хорошей мамой». У меня тоже двойка! Вон идёт мама одноклассника, у которой ребёнок играет на скрипке и учится на «четыре» и «пять» в этой сильной школе. Она замечательная мама, а у меня… Макс не справляется со школьной программой. Гошка не знает букв, не умеет считать. Его только в нашу школу во дворе отдать останется. Не была там ни разу… Но говорят, что дети в этой школе со второго класса курят и прогуливают…
А может, действительно пойти туда? Всё равно надо искать новую школу. Какая разница, откуда начинать. Этой школы не было в списке директора. Видимо, и впрямь она такая, что её не посоветуешь даже маме двоечника.
Пройдя по знакомым улицам, я вошла во двор этой самой школы. Через него мы много-много раз ходили в супермаркет. За углом действительно стояли подростки – трое мальчишек и две девочки лет четырнадцати – и курили.
В вестибюле меня встретила вахтёрша. Показала, где я могу повесить пальто. Заметила, что вообще-то посторонних пропускать нельзя, но раз я выбираю школу, то она может прямо к директору отвести. Он как раз сегодня у себя.
Директором оказался мужчина лет сорока, с лысиной, в очках, с бегающим виноватым взглядом. Он выслушал мой рассказ. И сказал то, что я и так уже прочитала на его лице: