Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 6

Похоже, что в 1980-х либерализм пребывает в замешательстве, и многие политики, прежде прикрывавшиеся ярлыком «либерализма», сегодня хотят его отбросить. На президентских выборах 1964 года, когда республиканская партия выставила Барри Голдуотера – очевидно консервативного кандидата, – ему противостоял действующий президент Линдон Джонсон, выступавший как либеральный кандидат. Тогда Джонсон и его «Великое общество» одержали оглушительную победу. Но всего два десятилетия спустя, на своих повторных выборах, не смущающийся собственного консерватизма Рональд Рейган одержал столь же оглушительную победу над кандидатом от либералов Уолтером Мондейлом.

За 20 лет изменилось многое. Фактически, изменилось больше, чем люди себе представляют, поскольку в большинстве своем не помнят, что в американской политике «либерализм» – относительно новый термин. Британские либералы давно остались в прошлом, но когда в начале этого века[7] Либеральная партия доминировала на политической арене Великобритании, американских политиков, которые называли бы себя либеральными, не существовало. До тех пор, пока благодаря Франклину Рузвельту, победившему Герберта Гувера, либеральный ярлык не сделался важным словом в американском лексиконе; в то время оба, и Гувер и Рузвельт, объявляли себя истинными либералами, и борьба за это слово во многом определила содержание интеллектуального спора вокруг Нового курса. Оба политика старались завладеть им, чувствуя, насколько выигрышными являются связанные с ним положительные коннотации. Победил Ф. Д. Рузвельт, и с тех пор определение «либеральный» стало употребляться для характеристики представителей таких разных групп, как политики, судьи и богословы определенного толка.

Увлекательный рассказ о взлете и падении либерального ярлыка – это не только исследование, относящееся к интеллектуальной истории; это также рассказ о важности использования любых символов – о том, как они отражают и формируют наш образ мыслей и действий. Это также рассказ о границах могущества и употребления символов.

Важность символов

При изучении политики и права фундаментальное значение имеют «символы правления»[8]. Может быть, потому, что 1984 год миновал благополучно, мы часто игнорируем значение новояза Джорджа Оруэлла[9]. Но правительства разбираются в этом лучше. В крупных государствах античности – например, в империи Александра Македонского, в монархии Селевкидов и в Римской империи – лояльность подданных обеспечивалась политическими, правовыми и религиозными символами. Шелдон Уолин заметил, что «использование символизма было особенно важно, потому что показывало, как ценны могут быть символы в “наведении мостов” через огромные расстояния. Символы служат тому, чтобы вызывать ощущение присутствия власти, несмотря на удаленность физической реальности»[10]. В Средние века, чтобы подтвердить законность своего правления, правители также обращались к символам, иногда древним[11].

Символы используются для обеспечения политической лояльности и в современных государствах. Профессор Мюррей Эдельман проницательно заметил, что «в значительной мере самые видные институты демократии выполняют символическую и экспрессивную функцию»[12]. Английский историк Уолтер Беджхот показал, насколько важны были для Британии символы монархии и конституции. Член Верховного суда США Франкфуртер признавал, что государство должно использовать символы, чтобы внушать необходимые чувства к органам власти, потому что «символизм неизбежен. Даже самые тонкие умы живут символами»[13].

Символ может иметь огромное значение для индивида. Этот символ становится для него более значимым в случае, когда имеет особое значение для большого числа людей. Хотя некоторые недооценивают спор просто о словах, следует понимать, что слова редко являются безобидными, ибо они – наша главная форма общения. В оттенках значений часто скрываются ключевые понятия. В конце 1960-х годов разногласия по поводу выражения «власть черных»[14] были во многом спором об определении. Например, на одном из слушаний в подкомиссии Сената сенатор Эйбрахам Рибикофф предостерегал главу КРР[15] и защитника «власти черных» Флойда Маккиссика: «Вы делаете нашу задачу очень трудной, выставляя перед нами такой лозунг». Маккиссик ответил, что лозунг изменен не будет. Тогда сенатор Роберт Кеннеди заметил, что «если люди не могут соответствовать вашему определению, вы исключаете их из движения». Маккиссик возразил, что он никого не исключает из движения и надеется, что «власть черных» будет воспринята точно так же, как была воспринята «власть ирландцев». Два маленьких слова, но на некоторое время они оказались способны расколоть движение за гражданские права, в одних кругах привлекая все больше сторонников, в других – создавая новых врагов из бывших друзей!

Символы также позволяют политическим лидерам создавать видимость деятельности. Им весьма на руку, особенно в нашем демократическом обществе, то, что они могут хотя бы создавать впечатление, будто действуют. Людям нравится думать, что для решения их проблем что-то предпринимается; а для достижения популярности в короткий срок нет большой разницы, делается или нет что-то на самом деле. Значительная часть истории антимонопольного законодательства дает прекрасный пример способности символов замещать реальность.

В 1890 г. под давлением общественного мнения Конгресс принял половинчатый закон, направленный против монополий. По словам автора этого закона[16], Шермана (который тогда был сенатором), цель состояла в том, чтобы внести «некий билль под названием “Билль о наказании трестов” и идти с ним на выборы»[17]. Позже, в 1914 г., Конгресс принял антитрестовский закон Клейтона[18], который Сэмюэл Гомперс приветствовал как «Великую хартию вольностей для рабочих»[19], поскольку полагал, что билль Клейтона выводит профсоюзы из-под действия антитрестовских законов. В действительности закон Клейтона на протяжении большей части своей истории использовался скорее против труда, чем против капитала[20]. Термонд Арнольд в «Фольклоре капитализма» очень точно подметил, что символические законы против трестов убедили среднего гражданина, что дело сделано. Неважно, что в первые 40 лет XX в. законы были беззубыми, что средства контроля, которые существовали, часто не использовались и что суды всякий раз, когда это было возможно, толковали законы в пользу трестов. Обычные люди не были равнодушны к проблеме: они искренне думали, что эта проблема уже решена[21].

Еще одна причина, по которой символы правления важны, состоит в том, что они отражают идеи людей, их восприятие мира и иногда их сокровенные мысли. Например, уроженец о-ва Барбадос, учитель средней школы из Бруклина Кит Бэрд выразил свое понимание борьбы за гражданские права посредством собственного использования символа. Когда в 1966 г. на национальном совещании Американской федерации учителей Бэрд предложил резолюцию, в которой настаивал на проведении кампании по замене термина «негр» на «афро-американец», он ясно показал свое понимание движения за гражданские права: он доказывал, что «уже давно пора повысить статус негров, называя их – через дефис – американцами, подобно итало-американцам и другим группам меньшинств». Слово «негр», с его точки зрения, исторически употреблялось «только чтобы описать порабощенного и позволяющего себя порабощать»[22].

7

С XIX в. политическая жизнь в Англии определялась соперничеством двух партий – Либеральной и Консервативной, которые возникли на основе бывших парламентских группировок вигов и тори. До середины 80-х годов XIX в. безусловный перевес в парламенте имели либералы, затем они надолго уступили свои позиции консерваторам. На выборах 1906 г. консерваторы потерпели полное поражение и либералы вновь вернулись к власти. В 1915 г., во время Первой мировой войны (1914–1918), руководство Либеральной партии пошло на преобразование либерального правительства в коалиционное с целью консолидации всех правящих сил: либералы, консерваторы, лейбористы (Лейбористская партия существует с 1900 г). В 1916 г. ряд важнейших постов в коалиционном правительстве (во главе с Ллойд Джорджем) заняли консерваторы, и с этого времени начался постепенно набиравший скорость процесс усиления влияния Консервативной партии. – Прим. перев.

8

Thurmond W. Arnold. The Symbols of Government. New Haven: Yale University Press, 1935.

9

Новояз (Newspeak) – вымышленный язык из романа Джорджа Оруэлла «1984 год», это язык тоталитарного общества, изуродованный проникшей в него партийно-бюрократической лексикой, иными словами нелепый язык, созданный вопреки естественным языковым нормам и традициям. Базовые принципы построения этого языка объясняются в романе в приложении-эссе «О новоязе». Новояз образуется путем существенного сокращения и упрощения словаря – в частности, путём исключения слов или выражений, описывающих понятия свободы, революции и т. п. – и грамматических правил естественного языка, «старояза». В романе новояз служит тоталитарному режиму и призван сделать невозможным оппозиционный образ мышления («мыслепреступление») или речи. Согласно сюжету романа, новояз должен был полностью вытеснить старояз к 2050 г. – Прим. перев.

10

Sheldon S. Wolin. Politics and Vision. Boston: Little, Brown& Co., 1960, p. 76.

11

См. например: Ke

12

Murray Edelman. The Symbolic Uses of Politics. Urbana, Ill.: University of Illinois Press, 1964, p. 19. См. главным образом: Schauer. An Essay on Constitutional Language, 29 U. C. L. A. L. Rev. 797 (1982).





13

West Virginia State Board of Education v. Barnette, 319 U. S. 624, 662 (1943) (Frankfurter, J., dissenting). Судья Джексон в решении по этому делу, по мнению большинства, был согласен с проделанным Франкфуртером анализом значения символов. См. также: Justice Cardoso in Louis K. Liggett Co. v. Lee, 288 U. S. 517, 586 (1933) и особенно: Moore. The Semantics of Judging, 54 So. Calif. L. Rev. 167 (1981).

14

«Власть черных» – политический лозунг и название для различных по своему мировоззрению общественных организаций, имеющих целью достижение самоопределения афроамериканцев в Америке. Движение оформилось в конце 1960-х – начале 1970-х годов. Само выражение возникло в 1954 г. как название книги Ричарда Райта. – Прим. перев.

15

«Ke

16

Антимонопольный закон, или закон Шермана, назван по имени инициатора законопроекта – политика Джона Шермана (Sherman, 1823–1900), в разное время бывшего членом Палаты представителей, сенатором от штата Огайо, государственным секретарем, министром финансов США. В 1890 г. – сенатор и лидер фракции республиканцев в Сенате. Законопроект Шермана вступил в силу 2 июля 1890 г. при президенте Гаррисоне. Однако активно использовать его начал только президент Теодор Рузвельт в своей антитрестовской кампании. Это первый антитрестовский (антимонопольный) закон США, согласно которому создание треста (монополии), препятствующего свободе торговли, или вступление в сговор с такой целью является преступлением. Акт обязывал федеральных прокуроров преследовать такие преступные объединения и устанавливал наказание в виде штрафа, конфискации или тюремного срока до 10 лет. – Прим. перев.

17

T. H. Williams, Richard N. Current, and Frank Freidel. A History of the United States Since 1865. New York: Alfred A. Knopf, 1961), p. 197.

18

Закон Клейтона (Clayton act), названный по имени разработчика, Генри Клейтона, был принят в США в 1914 г. при президенте Вудро Вильсоне для уточнения положений, содержащихся в законе Шермана. Определение треста, данное в законе Шермана («договор, объединение в форме треста, или в иной форме, ограничивающее торговлю…»), позволяло использовать этот закон как против монополий, так и против профсоюзов, а равным образом и против фермерских организаций; закон Клейтона устранил антипрофсоюзную (и антифермерскую) лазейку. – Прим. перев.

19

Великая хартия вольностей – грамота, предъявленная восставшими крупными феодалами английскому королю Иоанну Безземельному, которую он подписал 15 июня 1215 г.; это был первый конституционный акт Англии. – Прим. перев.

20

Ibid., p. 332.

21

Thurmond Arnold. The Folklore of Capitalism. New Haven: Yale University Press, 1937, p. 207–208.

22

Nan Robertson. Teacher Opposes the Term «Negro», New York Times, December 10, 1966, p. 27.