Страница 2 из 46
«Я комнату снимаю на Сущевской…»
Я комнату снимаю на Сущевской.Успел я одиночеством пресытиться,и перемены никакой существеннойв квартирном положенье не предвидится.Стучит, стучит моя машинка пишущая,а за стеной соседка, мужа пичкающая,внушает ему сыто без конца,что надо бы давно женить жильца.А ты, ты где-то, как в другой Галактике,и кто-то тебя под руку галантненьковедет — ну и пускай себе ведет.Он – тот, кто надо, ибо он – не тот.Воюю. Воевать – в крови моей.Но, возвращаясь поздней ночью, вижу я,что только кошка черно-бело-рыжаяменя встречает у моих дверей.Я молока ей в блюдечко даю,смотрю, и в этом странном положеньеодержанная час назад в боюмне кажется победа пораженьем.Но если побежден, как на беду,уже взаправду, но не чьей-то смелостью,а чьей-то просто тупостью и мелкостью, —куда иду? Я к матери иду.Здесь надо мной не учиняют суд,а наливают мне в тарелку суп.Здесь не поймут стихов моих превратно,а если и ворчат — ворчат приятно.Я в суп поглубже ложкою вникаю,нравоученьям маминым внимаю,киваю удрученной головой,но чувствую — я все-таки живой.И мысли облегченные скользят,и губы шепчут детские обеты,и мучившее час тому назадмне пораженье кажется победой.1959«Сосулек тонкий звон…»
Сосулек тонкий звон, —он так похож на стон,на слабый стон во сне,когда так сладок сон.А женщина спешит.Ее чуть-чуть смешит,что так она спешит,и чуточку страшит.По льду стучит – чок-чок!отважный каблучок,и дерзко на бочокмохнатый колпачок.А за спиной – ни мук,ни чьих-то лиц, ни рук,ни встреч и ни разлук —лишь этот властный звук!Ее мальчишка ждет.Его знобит и жжет.И вот она идет —как умирать идет.Мальчишка этот стар.Таким он рано стал.Уже он сильно сдал —он, как она, устал.Два горя, две беды,беспомощно горды,молчат, стыдясь друг друга,как в рот набрав воды.Их двое – не одно,и все в них стеснено,но властно и темнов разверстое окно,как бы в открытый люк,летит из марта вдругщемящий этот звук,как слезы, чистый звук.И руки в руки брать,и в губы прядь вобрать,все это – не играть,а вместе умирать.Но этот смертный час —он – и рожденья час.И, отпевая нас,провозглашает нас,летя со всех сторон,похож на слабый стон,когда так сладок сон,сосулек тонкий звон!1959Двери
Игрушечная сумочка в руках.Глаза чуть удивленны и раскосы,и рыжие колечки на висках,похожие на рыжие вопросы.Вот ее дом, глыбастый мрачный дом.Напыщенно он смотрит и надуто.Я никогда, как помню, не был в неми, слава богу, никогда не буду.Она со мной прощается в дверях,целует в лоб и руку гладит нежно,но мне в ее глазах спокойных нечтовнушает грусть, похожую на страх.Не заглушить мне страх и не запить!Я знаю эту женскую науку:поцеловать, погладить нежно руку,шагнуть за дверь и сразу все забыть.Да, двери меня сделали мудрей.Они жестоко мне преподавали.Не раз по обе стороны дверейменя так артистично предавали.Играет в доме кто-то «до-ре-ми»,и снова что-то я припоминаю…Какая ты со мной – я это знаю.Какая ты за этими дверьми?!1959«Грешно раздумывать о славе…»
Грешно раздумывать о славе,устав строгать, ломать, строгать,как бы о выстраданном правене голодать и не страдать.Неужто и в начале юномбледно-зеленою веснойнужна была нам плата шумомили уютной тишиной?И так ли это безотрадно,поверив сердцу и уму,жить, как природа, безнаграднои награжденно потому?А отчего же в перелескахревут, задрав рога, самцыи тяжко виснут с крыш апрельскихкапели темные сосцы?И отчего все без пальто,а в небе – радуги ворота?И все за так, а не за что-то,верней, за то, что ни за что.Мы рождены, чтобы рождать.Мир добр и щедр – нам столько дал он.Мы получили это даром,чтоб это даром все раздать.1959