Страница 2 из 20
В ней показано, как в свое время мы могли бы выстроить более честную трактовку мировой экономики – такую, которая подготовила бы нас к итоговой негативной реакции и, возможно, даже снизила бы ее вероятность. В ней также изложены мысли о том, как двигаться дальше, чтобы добиться улучшения функционирования национальных экономик и более здоровой глобализации.
Глава 1
Улучшение балансировки
РЕЖИМ глобальной торговли никогда не был слишком популярным в США. Ни Всемирная торговая организация (ВТО), ни множество региональных торговых договоренностей, таких как Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА) и Транстихоокеанское партнерство (ТТП), не имели серьезной поддержки общественности. Но оппозиция, хотя и широкая, обычно была распыленной.
Этот факт позволил творцам экономической политики (policy makers) заключить после окончания Второй мировой войны целый ряд торговых соглашений. Крупнейшие страны мира непрестанно вели торговые переговоры в период, когда подписывали две важнейшие общемировые многосторонние договоренности: Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ) и учредительный договор Всемирной торговой организации. Кроме того, было подписано более 500 двусторонних и региональных торговых соглашений, причем подавляющее большинство из них после того, как в 1995 г. ВТО заменила ГАТТ.
В чем сегодняшнее отличие? В том, что международная торговля заняла центральное место в политической дискуссии. В период самых последних американских выборов кандидаты на президентство Берни Сандерс и Дональд Трамп сделали противодействие торговым соглашениям одним из ключевых пунктов своих кампаний. И, судя по тональности других кандидатов, в тогдашнем политическом климате поддержка глобализации равнялась политическому самоубийству. Итоговая победа Трампа может быть приписана (отчасти, по крайней мере) его жесткому отношению к торговле и обещанию пересмотреть договоренности, которые, по его утверждению, благоприятствовали другим странам в ущерб США.
Торговая риторика Трампа и других популистов, возможно, чрезмерна, но уже мало кто отрицает, что в ее основе лежат реальные ощущения несправедливости. Глобализация не всем пошла на пользу. Многие рабочие семьи оказались в проигрыше вследствие поставок дешевого импорта из Китая, Мексики и других стран3. А главными «призерами» стали финансисты и квалифицированные специалисты, которые смогли извлечь выгоду от расширения рынков. Хотя глобализация не была ни единственным, ни даже важнейшим фактором неравенства доходов в развитых странах, она вошла в число ключевых причин. А тем временем экономисты старались обнаружить крупные выгоды от недавних торговых соглашений для экономики в целом4.
Особую политическую значимость торговле придает тот факт, что она зачастую ставит вопросы справедливости таким образом, каким их не ставит технология – другой важный источник неравенства. Когда я теряю свою работу из-за нововведений моего конкурента, внедрившего лучший продукт, у меня мало причин для жалоб. Когда он побеждает меня, привлекая зарубежные фирмы, которые делают то, что здесь не принято (например, не позволяют рабочим организованно заключать коллективные соглашения), я могу испытывать законное недовольство. Неравенство порождает обеспокоенность не само по себе. Проблемы вызывает несправедливое неравенство, когда мы вынуждены конкурировать при различии базовых правил (ground rules)5.
В период президентской кампании 2016 г. Берни Сандерс решительно отстаивал пересмотр торговых соглашений, чтобы достичь лучшего соответствия интересам рабочих. Но такие доводы тут же наткнулись на возражения, что всякая приостановка или отмена торговых соглашений нанесет ущерб беднейшим жителям планеты, убивая их надежду на преодоление бедности за счет экспортного роста экономики. «Если ты бедный из другой страны, то это самое худшее из того, что сказал Берни Сандерс» – таким был заголовок на популярном и обычно сдержанном новостном сайте Vox.com6.
Но торговые правила, которые в развитых странах более соответствуют социальным нуждам и соображениям равенства возможностей, не обязательно являются помехой для экономического роста в бедных странах. Застрельщики глобализации ощутимо дискредитируют свою идею, когда описывают проблему как бескомпромиссный выбор между существующими механизмами торговли и сохранением бедности на планете. И «прогрессисты»7без нужды заставляют себя выбирать.
В стандартной трактовке того, как торговля помогла развивающимся странам, отсутствует одна важнейшая подробность их опыта развития. Страны, которым удалось воспользоваться глобализацией (таковы, например, Китай и Вьетнам), использовали смешанную стратегию: продвижение экспорта и разнообразные меры, которые нарушают современные правила торговли. Субсидии, регламентация доли отечественных комплектующих, регулирование инвестиций и (да!) зачастую барьеры для импорта играли важную роль в создании новых высокорентабельных отраслей8. Страны, которые опирались лишь на свободу торговли (сразу вспоминается Мексика), не преуспели9.
Вот почему торговые соглашения, которые ужесточают существующие правила (к чему привело бы, например, ТТП), не являются на самом деле безоговорочно благотворными для развивающихся стран. Китай не смог бы проводить свою феноменально успешную стратегию индустриализации, если бы он был связан в 1980‐х и 1990‐х гг. правилами образца ВТО. При наличии ТТП Вьетнам имел бы некоторую гарантию продолжения доступа на американский рынок (существующие барьеры со стороны США уже довольно низки), но взамен ему бы пришлось согласиться с ограничениями на субсидии, правила патентной защиты и регулирование инвестиций.
При этом в исторических данных нет свидетельств того, что бедные страны заинтересованы в очень низких или нулевых барьерах в развитых странах для получения значительных выгод от глобализации. На самом деле все самые яркие на сегодня примеры экспортно-ориентированного роста – Япония, Южная Корея, Тайвань и Китай – имели место, когда уровни импортных тарифов в США и Европе были умеренными, но выше сегодняшних.
Итак, хорошая новость для «прогрессистов», обеспокоенных как неравенством в богатых странах, так и бедностью в остальной части мира, состоит в том, что и вправду можно продвинуться на обоих фронтах. Но для этого мы должны достаточно радикально изменить наш подход к торговым договоренностям.
Ставки весьма высоки. Плохо отрегулированная глобализация оказывает сейчас глубокое воздействие не только на США, но и на все остальные развитые страны (особенно европейские), а также на страны с низкими и средними доходами (там, где проживает большинство работников нашей планеты). Достижение баланса между экономической открытостью и возможностью маневра для экономической политики имеет огромную важность.
Те трудности, которые глубокая экономическая интеграция ставит перед системой правления10и демократией, нигде не видны лучше, чем в Европе. Единый европейский рынок и единая валюта представляют собой уникальный эксперимент по части того, что я назвал в своей более ранней работе гиперглобализацией11. Этот эксперимент породил пропасть между масштабной экономической и ограниченной политической интеграцией, не имеющую исторических аналогов в демократических странах.
Как только разразился финансовый кризис и уязвимость европейского эксперимента стала видна в полной мере, более слабым экономикам со значительными внешними дисбалансами потребовался срочный выход из положения. У европейских институтов и Международного валютного фонда (МВФ) был ответ: структурное реформирование. Конечно же, жесткая экономия будет болезненной. Но изрядная доза структурного реформирования (либерализация рынков труда, товаров и услуг) сделает боль терпимой и поможет поставить больного на ноги. Как я объясняю далее в этой книге, с самого начала эта надежда была ложной.
3
О НАФТА см.: Shushanik Hakobyan and John McLaren, «Looking for Local Labor-Market Effects of NAFTA», Review of Economics and Statistics, vol. 98(4), October 2016: 728–741. О китайском торговом шоке см.: David H. Autor, David Dorn, and Gordon H. Hanson, «The China Shock: Learning from Labor-Market Adjustment to Large Changes in Trade», A
4
Одно недавнее научное исследование с использованием всех «наворотов» современной теории международной торговли дало оценку, что общие выгоды от НАФТА для США равнозначны приросту «благосостояния» в размере 0,08%. Последствия для объема торговли гораздо значительнее: удвоение поставок из Мексики в США. (Lorenzo Caliendo and Fernando Parro, «Estimates of the Trade and Welfare Effects of NAFTA», Review of Economic Studies, vol. 82(1), 2015: 1–44.) Столь же интересен тот факт, что для США добрая половина копеечного прироста – 0,08% – обусловлена не ростом эффективности производства, а выгодой от улучшения условий торговли. То есть, согласно оценкам Калиендо и Парро, мировые цены на импорт США падают по сравнению с ценами на экспорт. Это не выгоды от роста эффективности производства, а трансферт доходов из других стран (здесь, прежде всего, из Мексики и Канады). Этот выигрыш обеспечивается в ущерб другим странам.
5
Christina Starmans, Mark Sheskin, and Paul Bloom, «Why People Prefer Unequal Societies», Nature: Human Behaviour, vol. 1, April 2017: 82.
6
Zack Beauchamp, «If You’re Poor in Another Country, This Is the Scariest Thing Bernie Sanders Has Said», Vox, April 5, 2016, http://www.vox.com/2016/3/1/11139718/bernie-sanders-trade-global-poverty.
7
В историческом контексте термин «прогрессисты» (англ. progressives) употребляется для обозначения участников широкого «прогрессистского» движения в США. Оно пришлось на так называемую прогрессивную эру (1890–1910‐е гг.), отмеченную реформами и созданием в 1912 г. Прогрессивной партии, которая официально прекратила существование в 1918 г. (Политические партии с аналогичным названием в истории США существовали и в последующем.) В нынешних США термин продолжает употребляться, хотя его трактовка является дискуссионной.– Прим. пер.
8
Dani Rodrik, «Growth Strategies», in Handbook of Economic Growth, P. Aghion and S. Durlauf, eds., vol. 1A, North-Holland, 2005: 967–1014.
9
Dani Rodrik, «Mexico’s Growth Problem», Project Syndicate, November 13, 2014, https://www.project-syndicate.org/commentary/mexico-growth-problem-by-dani-rodrik‐2014–11?barrier=accessreg.
10
Здесь и далее выражение «система правления» используется как основной вариант перевода английского термина governance, который можно истолковать как «совокупность механизмов создания и поддержания общественных норм». Более привычный вариант – «государственное управление» – был (за малым исключением) отвергнут из-за частого использования автором выражений global governance (далее переводится как «глобальная система правления») и domestic governance («национальная система правления»). В отдельных словосочетаниях governance переводится как «регулирование», а выражению corporate governance соответствует устоявшийся перевод – «корпоративное управление».– Прим. пер.
11
Dani Rodrik, The Globalization Paradox: Democracy and the Future of the World Economy, W. W. Norton, New York, 2011; Дэни Родрик, Парадокс глобализации: демократия и будущее мировой экономики. Издательство Института Гайдара, Москва, 2014.