Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 7

Станция

Посвящается всем горячим и любящим душам, заблудшим в темноте.

Шёл сильный ливень. Тяжёлые холодные капли падали на серый недружелюбный асфальт. Полуденное солнце обмануло толпы людей, которые полчаса назад вышли на прогулку. Но теперь они спешно капитулировали под шквальным огнём капель дождя, которые падали с неба и разливались холодом по новомодным тренчам и весенним пальто, только недавно сменившим зимние куртки и пуховики.

Люди разбегались кто куда. Прохожие разделялись и собирались снова, огибая фонарные столбы и иные препятствия. Они были похожи на огромный косяк рыб, который разделяется, огибая рифы, чтобы собраться снова и плыть дальше подобно единому организму. Толпа на Министерской площади разделилась на пешеходов, прячущихся и автомобилистов.

Пешеходы шли быстро, лавируя друг между другом как автомобили, обгоняющие соперников на гонках. Разница лишь в том, что в большинстве случаев у людей, принимающих участие в этой неофициальной гонке, финишной прямой является вход на станцию метро "Министерская площадь". Под проливным дождём каждое мимолётное касание, толчок или даже сильный удар зонтом терял смысл, так как никто не хотел намокнуть ещё сильнее, выясняя отношения под водопадами весеннего холодного ливня.

Пешеходы спешат больше всех, потому что находятся в движении и у маршрута каждого из них есть конечная точка в виде дома, встречи с кем-то или иной, личной для каждого цели. Их путь лежит или через несколько кварталов бега к дому, или через весь город на метро. Некоторые из пешеходов спешно вызывают такси и сразу же после клика по экрану смартфона звонят в нетерпении водителю, узнавая, где он, хотя он только-только принял их заказ. Пешеходы бегут, несмотря ни на что. Они, спотыкаясь, сталкиваясь с другими пешеходами, вступая в лужи, промокшие до нитки, спешат к своей цели, потому что остальное для них в этот момент неважно.

Пешеходами движет желание достичь своей точки назначения, в то время как прячущихся больше привлекает перспектива побыть в комфорте хоть некоторое время. Те, кто прячутся, стараются переждать этот дождь, который кажется бесконечным. Они искали укрытия от холодного шквала под навесами ларьков, остановок или же любого места, где можно почувствовать себя чуть более комфортно, чем под ливнем. А затем сбивались группками под любыми, пусть даже самыми незначительными выступами, даже чтобы формально быть прикрытыми от ливня выступающим уголком балкона. Те, кто спрятались, и, казалось бы, пригрелись к своему месту, после дождя будут покидать свои укрытия с небольшой долей сожаления. И в будущем, проходя через место, где они стояли во время дождя, будут вспоминать сигарету, выкуренную под этим огромным ливнем, или же мимолётный взгляд или улыбку, подаренную им случайным незнакомцем.

Но сейчас они смотрят на спешащих пешеходов с некоторым раздражением, не без нотки лёгкого презрения и недоумения от того, как они целеустремлённо бегут куда-то вместо того, чтобы остановиться и переждать дождь. Тем, кто не двигается, любое движение, пусть даже самое медленное и размеренное, всегда кажется спешкой. Они смотрят на них как на безумцев, но без крупицы сострадания, потому что осознают, что пешеходы сделали свой выбор так же, как и прячущиеся.

Иногда какой-то пешеход не выдержит, изрядно промокнув, добежит до укрытия и с гримасой, выражающей весёлое негодование от холода и обильного орошения каплями весеннего дождя, присоединится к прячущимся. Они посмотрят на него как на товарища, который только-только примкнул к их рядам. Проходит три минуты, бывший пешеход, переведя дыхание, теряет все черты спешащего, огонь в глазах пропадает, улыбка постепенно угасает и превращается в нейтральное выражение лица человека, смирившегося с ситуацией и выражающего всем своим видом безмолвный восторг от получения временного комфорта. И вот уже пешеход, так рьяно и самоотверженно бежавший к своей цели, тоже становится молчаливым наблюдателем. Он прячется от непогоды и смотрит на спешащих с тем же почти нескрываемым выражением непонимания и презрения, как и остальные люди в укрытии.





Бывает и наоборот – прячущийся человек устанет стоять и ждать, пока закончится ливень, и начинает подавать первые признаки того, что собирается покинуть убежище. Он боязливо выглядывает из-под укрытия, чтобы скорее формально убедиться, что дождь ещё идёт, и подставляет руку, чтобы проверить напор этого весеннего смесителя с перекрытой горячей водой. А потом начинает собираться с мыслями и как бы телепатически желает удачи и прощается со всеми теми, с кем он стоял под навесом. И с небывалой неловкой уверенностью выбегает из-под укрытия, превращаясь из прячущегося в пешехода, и скрывается за стеной из капель, производя впечатление на всех, кто остался позади него в убежище.

В момент, когда он выбегает, те прячущиеся, что рядом, на секунду начинают завидовать ему и его решительности и буквально на долю секунды задумываются о побеге из своей зоны комфорта. Некоторые вдохновляются таким порывом, и, следуя примеру смельчака, побегут из укрытия навстречу своей цели. Но большинство останется под навесом, не изменяя себе в убеждении, что не променяют своё ощущение комфорта ни на что.

У автомобилистов тоже есть свои цели. Так же, как и любой человек в толпе, они стремятся попасть куда-то. Но у них есть то, что отличает их от остальных – они совместили в себе качества пешеходов и прячущихся. С одной стороны, они спешат и не хотят промокнуть, а с другой – у них есть своё передвижное убежище, которое может доставить их к пункту назначения. Они выходят из соседних зданий, прикрываясь пиджаками или куртками, держа их как зонты над головами, чтобы не дай бог не промокнуть и не простудиться. Некоторые из них выходят в головных уборах, которые пускай и ненадолго, но защитят их от холодных капель дождя. Те, что в шляпах, обычно поднимают воротники своих пальто или плащей, дабы вода не затекала за шиворот.

Эти люди выше всего ценят комфорт и, садясь в машину, они заводят её чуть погодя, чтобы сперва почувствовать себя в тепле, насладиться ощущением защищённости при виде капель дождя, падающих на стекло, стучащих по всему корпусу автомобиля. Вдоволь насладившись чувством покоя, они собираются в дорогу, осматриваются по сторонам, дарят сочувствующие взгляды прохожим, а затем уезжают по своим делам.

На Министерской площади прямо напротив входа в метро находится высокое здание, фасад которого при рассмотрении невооружённым глазом либо издалека напоминает стеклянный параллелепипед со слегка выступающим вверх из плоскости крыши углом. Он придает крыше очертания квадрата, который хотят сложить пополам противоположными углами внутрь. На здании красовалась надпись: «Lighthouse Center».

Из него под ливень вышел молодой человек среднего роста и крепкого телосложения того, кто раньше занимался спортом, не связанным с особой силовой нагрузкой, а скорее с тренировкой выносливости и поддержанием общей физической формы. Он был без зонта, без головного убора и даже не старался натянуть воротник своей куртки повыше. Казалось, дождь его ни капли не задевает, а напротив – он рад ему и рад намокнуть, хотя видно, что он куда-то, как и все, спешит.

Он одет в большую светло-голубую джинсовую куртку на два-три размера больше, с небрежно закатанными рукавами, чтобы они не спадали на ладони, а еле-еле прикрывали винтажные цифровые часы Casio золотого цвета, как носили в девяностых. Под курткой белая футболка, лёгкую поношенность которой выдавали катышки на груди. На нём чёрные, зауженные книзу короткие джинсы, и чёрные кроссовки с тремя полосками на боку. Его короткие чёрные волосы с неопрятной непослушной чёлкой и недельная щетина всем своим видом показывали, что у их хозяина не задался день, а может и несколько, если не целая неделя. В больших карих глазах, смотревших прямо и твёрдо, читался светлый ум, прикрытый лёгкой пьяной дымкой ночного образа жизни. У него на носу красовались очки с круглыми стёклами в элегантной серебряной оправе, перетекающей в тонкие дужки, которые прячутся под выбивающимися набок из общей массы волосами. Саркастичная ухмылка редко сменялась на искреннюю улыбку из-за самоуверенности и особой личностной подачи самодостаточного парня, но в то же время – всеобщего любимца. Нежность воспитания, переросшая в искусственную мягкость в целях манипуляции или соблазнения, могла придать его устам детское выражение слегка выпяченной вперёд губы, поддерживающей силу маслянистого взгляда тёмных, как мех бурого медведя, глаз. В походке угадывалось довольство собой и настрой на успех. Он даже спешил несколько вальяжно, будто не для того, чтобы не промокнуть, а из формальности перед дождём и всем миром, для галочки напротив пункта «спешка».