Жонглёр

Кахина так и застыла на корточках, не в силах сдвинуться с места, хотя ей уже давно надо было бежать к матери. А мужчина, потрепав её по волосам, встал и пошёл в сторону тропы на Эль-Джауфу. Его плотный силуэт контрастно выделялся на фоне исчезающего красного диска. И вдруг между ним и солнцем возник мираж: возле небольшого рукотворного озера навис над водой небольшой замок с несколькими островерхими башенками. Незнакомец обернулся, сделав пару шагов, и помахал рукой на прощание. Девочка была готова поклясться, что увидела два кусочка неба, прежде чем на оазис упала тьма, которая зажгла бесчисленные звезды.

Домой она мчалась быстрее, чем жаркий самум[3] успел бы обнять пальмы оазиса.

Часть I

До…

Июль. 1890 год. Павловск

– Софи! Софи! Мадемуазель Бенуа! Нам пора! Иначе праздник начнётся без нас! – В голосе гувернантки m-lle Бланш раздражение соседствовало с обидой. «Ну, в самом деле, нельзя же тратить столько времени на туалеты в двенадцать лет! Можно опаздывать к Драгунским и Сысоевым, Беклемишевым, наконец! Там всегда скука смертная. Но к Фирсановым! Пропустишь начало и весь праздник насмарку. Помнится, в прошлый раз…»

Дверь наконец-то распахнулась, и София, в удивительно красивом атласном розовым платье с кипенно-белыми кружевами по подолу, появилась на пороге. Вьющиеся каштановые волосы большими локонами из под розовой шляпки струились на плечи. Хороша чертовка! Язык даже не повернулся сделать замечание.

– Я готова, мадемуазель Бланш! – И серые глаза с огромными ресницами снизу вверх невинно смотрели на воспитательницу. Знала, чем взять.

Девочка на вытянутых руках несла большую коробку, в которой до поры до времени покоилась модель морского корабля со всеми канатами и парусами. Она должна была подарить яхту имениннику. Парусник, бесспорно, красивый, неслучайно вчера отец два часа просидел у себя в кабинете, трогал руками и цокал языком, восхищаясь тем, как всё изящно сделано. Хотя чему можно было восхищаться целых два часа? Это же не кукла! Вот чем можно восторгаться!

Лакированные части были ювелирно подогнаны друг к другу и горели огнём. Казалось, паруса изготовлены из настоящей парусины и лопаются от ветра. Снасти, как и положено английским джутовым канатам, были с красной нитью, опутывали мачты и реи. Фигура ведьмы в короткой рубашке, чьим именем был назван парусник, была выточена виртуозно. Даже у капитана на мостике возле штурвала на фуражке было воспроизведено золотое шитье. А третьего дня, когда папенька привёз подарок из лавки, он так расчувствовался, что в задумчивости просидел полвечера в кресле-качалке, курил длинную трубку. Его глаза подёрнулись тонкой поволокой мечтательности. Он романтическим взором глядел в окно кабинета и время от времени вспушал густые бакенбарды.

Они спустились вниз к ландо. Софи долго устраивалась на сиденье, пристраивая рядом коробку. Прошла целая вечность, пока девочке это удалось. Изабель Бланш обожала кататься в этом белом экипаже. Тогда прогуливающиеся, а среди них было много импозантных мужчин, сразу обращали внимание на пассажиров. Как знать, чем может обернуться вовремя брошенный «случайный взгляд»? Сейчас здесь много студентов из Санкт-Петербурга, а эти русские очень быстро теряют голову.

Сегодня были двенадцатые именины Лёнички Фирсанова, тихого и немного углублённого в себя мальчика, и детвора со всей округи спешила к ним в усадьбу. Там умели устраивать праздники, каждый раз удивляя взрослых и детей! К их организации прикладывал руку, да что там руку, вкладывал всю душу, сам глава семейства Александр Леонидович.

В Петербурге он был преуспевающим адвокатом, набиравшем силу и популярность. Его яркие и эмоциональные защиты уже приходили послушать специально. Постепенно составлялась внушительная когорта поклонников и поклонниц. Но, что гораздо важнее, он великолепно оперировал фактами и цифрами, что зачастую приводило к желаемому результату.

А на даче адвокат разворачивался во всю ширь своей души, обожавшей праздники и увеселения. То привезёт заезжую итальянскую труппу, которая покажет сказки Гольдони, а потом устроит настоящий венецианский карнавал с масками и шутихами в небе. То откопает какого-то греческого скрипача-виртуоза, который своей игрой доведёт чувствительную часть публики до слез, а потом устроит дивные греческие танцы. А приглашённые мускулистые борцы греко-римского стиля, которые сходились на коврах под открытым небом, заставляли мужчин и женщин ахать, охать и замирать от восторга.

На Ильин день в прошлом году прислал всем саморучно расписанные приглашения. Развесил картины молодых художников по аллеям своего сада, ухоженного в английском стиле, сам водил экскурсии и так интересно рассказывал, что окружающие только диву давались – откуда что берётся! Художники довольно и важно согласно кивали головами тому, что он рассказывал о них, об их картинах, какие подмечал тонкости и нюансы. А потом для всех «экскурсантов» были поданы блины и пироги на столах. К ним в процессе праздника подходили цыгане с медведем, пели романсы и плясали.

Вне зависимости от придумки, в конце представлений неизменно случались танцы. И музыканты у него всегда неизвестные и молодые, но очень талантливые. Он обладал удивительной особенностью: мог очень быстро рассмотреть в человеке талант и искренне им восторгаться. За что дачники очень и любили Фирсанова. А молодёжь и столичные студенты толпами сбегались на эти, как обожал называть свои сборища Александр Леонидович, «ашамблеи».

В этот раз при въезде в усадьбу вкопали столбы, обвили их лентами и гирляндами из бумажных цветов, а между ними натянули транспарант, на котором сияла радужная надпись «Circus». За аркой гостей встречали скоморохи на ходулях и акробаты в красно-черных трико с крашеными лицами. Как в самой Венеции! Они были страшными, страшно весёлыми!

– Дорогих гостей мы ждём!

– К нам на праздничный приём!

– Проходите! Веселитесь!

– Нашим счастьем зарядитесь! – кричали зазывалы на ходулях. Скорей всего им эти кричалки тоже придумал хозяин усадьбы.

На поляне перед домом они наткнулись на дородного толстяка с накладной смоляной бородой и густыми бровями. Он пошевелил плечами, отчего его голый живот, поросший рыжими волосами и едва прикрытый зелёной жилеткой, заходил ходуном. Он залихватски топнул ногой в шароварах и золочёных восточных туфлях с гнутыми носами и пустил в небо огромный столб пламени. Серебристые звезды на фиолетовой чалме на мгновение заиграли золотом. M-lle Бланш едва не вскрикнула и поспешила подальше от греха в сторону. Не дай бог опалит её причёску, толстый дурак!

А вот Софи совершенно околдовала девочка на шаре, едва ли старше неё самой. Обтягивающие сине-красное трико как брызгами было усыпано золотыми блёстками. Маленькая бархатная юбочка с белыми кружевами по подолу стояла торчком, как балетная пачка. Белые шёлковые чулочки и невесомые розовые туфельки. Софья Бенуа просто остолбенела и, забыв о приличии, открыла рот. Циркачка, улыбаясь, шла навстречу мелкими шагами, призывая руками к себе, а коварный шар катился прочь. Маленькая Бенуа не сразу поняла, как это можно, идя вперёд, катиться назад? Потом гимнастка прогнулась и встала на руки, а шар продолжал катиться! В конце девочка сделала сальто назад, соскочив на траву. Через секунду она опять оказалась на шаре, повторяя свои трюки заново. При этом небольшой головной убор в виде мужского цилиндра не спадал у неё с головы. Это была самая большая загадка для маленькой гостьи.

На другом конце поляны в основном мальчики учились управлять двумя огромными китайскими змеями, которые забавно шевелили лобастыми драконьими головами, поднимая в небо свои кольчатые тела. Кто-то рядом играл в лапту, а на дорожке, в окружении вечнозелёных кустов, стрелой уходящей от дома, ребята постарше соревновались в броске по городошным фигурам. В награду наиболее метким выдавали какой-нибудь элемент карнавального костюма: венецианскую маску с длинным носом, украшенную блёстками полумаску на длинной позолоченной ручке или же небольшой колпак со звёздами, который можно было смешно приладить на макушку.

3

Самум – сильный ветер пустыни, налетающий шквалами и сопровождающийся пыле-песчаными вихрями и бурей на северо-востоке Африки.