Страница 1 из 20
Пролог
Аврора и я сидели на краю обрыва. Говорили о нашей дружбе. Смотрели на облака.
Мне было грустно. Она пыталась меня развеселить, корчив рожицы. Это не помогало, поэтому она начала пересказывать взрослые шутки своего папы (в любой другой день я бы засмеялся).
– Прости, – сказал я. – Мне совсем не хочется смеяться сегодня.
Аврора не любила сдаваться. Наверное думала – что она за друг, раз позволит нам попрощаться на такой печальной ноте?… Поэтому она встала и начала танцевать, напевая песенку из рекламы молока или йогурта. А может мороженного.
Ее танец был чем-то средним, между классическим вальсом и кривлянием цирковых клоунов. Может, все дело в ее прыжках или привычке взмахивать руками… это было красиво, как никогда раньше. И ужасно нелепо, как обычно. Наверно, потому и сработало. Я позволил себе улыбнуться, подумав, может моя мама передумает? Может, все действительно будет хорошо? Мы продолжим гостить друг у друга, будем вместе праздновать дни рождения и даже пойдем в одну школу?
Вдруг Аврора потеряла равновесие и упала.
Я знал, что могу помочь ей, если буду действовать незамедлительно.
Я скинул свое серое пальто и прыгнул вслед за Авророй.
Следующие воспоминания моя память сделала неестественно яркими и красочными. Помню, как сквозь волосы Авроры пробивались последние солнечные лучи. Западный ветер обдувал ее затылок и мои крылья. Она плакала думая, что умрет, а осознав, что я не позволил этому случиться, стала улыбаться; хоть слезы тонкими линиями все еще струились из ее глаз, делая их еще больше и красивее. Мы совсем немного возвышались над обрывом, где стоял деревянный дом, огороженный невысоким забором. На отдельных маленьких участках до сих пор проглядывали остатки не растаявшего снега, местами зеленела трава. Казалось, под нашими ногами весь мир и ничто не способно разлучить ее и меня. Я улыбался, думая, что как прежде уже никогда не будет. Я держал Аврору за руки. Они были такими мягкими и теплыми… А потом из дома выбежал ее безумный отец. Выстрелил в меня. И мы упали.
Первая часть
Первая глава
Мир
Первая городская больница.
Второй этаж.
Я в просторном кабинете. На синих стенах с серыми полосками не висит ни одной картины. Мне всегда казалось это странным.
Мой лечащий врач, а по совместительству, главврач больницы… а еще мэр города и любовник моей мамы, говорит что то вроде: – Бла бла бла. – Это означает, что я его не слушаю. Не из-за какого-то там неуважения или протеста, или обиды. Все намного проще, я не любитель слушать одно и тоже на протяжении нескольких лет.
Спокойными, хищными глазами он смотрит то в мою папку, то на правый край своего стола. Я же смотрю на его руки, точнее на ногти, которые уже очень долгое время не дают мне покоя. Дело в том, что ногти его правой руки всегда идеально чистые, ровные, подпиленные. А ногти левой руки – острые и запачканы чем-то коричневым, или даже… не хочу думать об этом. И он будто специально не чистит их, дабы я смотрел и ломал голову; гадал, что он все-таки этой рукой делает. Все это выглядит действительно пугающим. Словно мэр красуется ногтями, как единственным доказательством своей истинной натуры. И да, не считая меня, это доказательство все игнорируют. А, если все игнорирую, почему я должен спрашивать его об этом? Почему я должен быть тем самым, кто «спросит»?
Мэр сомкнул ладони в кулак и глубоко вздохнул. Это обычно происходит в конце его монологов, когда нужно подвести итог или что то вроде.
– В последнее время точно не происходило ничего необычного? – спросил он.
– Нет, – отвечаю я. – Абсолютно.
– Хорошо. Тогда на сегодня все.
– До свидания.
– Пока. Очень надеюсь, что в следующий раз, ты действительно будешь меня слушать, а не делать вид.
Я на улице. На остановке. Переминаюсь с ноги на ногу, рассуждая о том, почему наш город называется «Аквариум». Я понимаю, со всех сторон окружают реки, и на карте мы выглядим, как огромный прямоугольник; «Аквариум» звучит вполне к месту и даже поэтично. Но почему не назвать, «Водная гладь», например? Или «Речной берег»? Может, это глуповато (хоть, я и слышал названия на много глупее), но в «Водной глади» хотя бы не проскальзывает никакой замкнутости и обреченности, в отличии от Аквариума. Впрочем, может когда дело дошло до названия, у основателей города на то и был расчет.
Кругом снег и люди. Посвистывает морозный ветер. Мои голову и плечи облепило мокрыми хлопьями. Я стряхнул их, и спрятал руки обратно в карманы. Так холодно мне никогда не было. Надеюсь, это не войдет у погоды в привычку. Я мысленно призываю автобус, как будто от этого он приедет быстрее… Неподалеку от меня, вместе с подругой (или знакомой) стоит тетка. Хотел бы сказать, что она типичная представительница города, для большей драматичности, но нет. Такие, как она, мне встречаются редко. По крайней мере, раньше встречались редко… В общем, она пялится на меня. Это раздражает. Возможно, если бы она этого не делала, я бы не называл ее теткой. Да и вообще, не обратил никакого внимания на ее внешность. У нее широкие ноздри и острый подбородок. Волосы спрятаны под шапкой. Губы толстые, как две сосиски и накрашены самым отвратительным цветом в мире. Без зазрения совести скажу, что она уродливая, хоть знаю как минимум двух людей, которые со мной бы не согласились. Так вот, уродливая тетка пялится на меня и параллельно болтает со своей подругой. Лица подруги не разглядеть: огромная шапка скрывает всю верхнюю часть головы, а шарф намотанный по самый нос, всю нижнюю. Только и видно, что ее бледно зеленые глаза.
Пялюсь в отместку на уродливую. Теперь она смотрит на меня не любопытным взглядом, а злобным, с не скрываемым возмущением.
– На что вылупился? – спрашивает она.
Глупый вопрос. Очевидно же, что я вылупился на нее.
– Ненормальный. – фыркнула тетка, и добавила, повернувшись к своей подруге. – Терпеть не могу крылатых.
Стоит ли говорить, что ее лицо я тоже с трудом переношу, но мне ведь достаточно просто отвернуться?
Вряд-ли.
Ее подруга сказала: – Знаешь, когда это на показ выставлено, словно все обязаны смотреть – это не правильно. Пусть делают, что хотят, только в своих квартирах. А так, я против них ничего не имею. Они же, в конце концов, не виноваты. Они такими родились.
Подруга уродливой снисходительно а скорее жалостливо смотрит на меня, как на побитого котенка. Наверное, считает себя хорошим человеком, понятия не имея, что мне сейчас очень сильно хочется плюнуть ей в лицо, только бы изменить это мерзкое выражение.
Я злюсь. А потом вспоминаю, что мне плевать.
Автобуса все нет. И приедет он, наверное, еще очень не скоро. Если вообще вспомнит о существовании этой остановки. Я представил, что здесь стоим мы с Авророй. Просто стоим вместе, делимся, смеясь, историями из детства, вспоминаем какими мы были. На ней надето зеленое пальто и фиолетовая шапка, из-под которой выбиваются и развиваются на ветру кудрявые прядки длинных волос. Я пью горячий чай, а она ест шоколадное мороженное – хочет заболеть этой зимой, чтобы я перестал называть ее неуязвимой. Мы передохнули от воспоминаний, помолчав пару минут и стали рассуждать, куда пойдем сегодня вечером. Я, прильнув подбородком к ее плечу, предлагаю потанцевать. Она смеется, напоминая что я ужасно танцую. Я не стал говорить, что мы танцуем одинаково. Вместо этого, отобрал у Авроры мороженное и выкинул в урну. Аврора в отместку замахивается в меня снежком. Я увернулся. Снежок попадает в мужчину, что сидит на скамье, позади нас. Мы, не придумав ничего лучше, убегаем с остановки.
Как раз, к концу моей фантазии, приехал автобус. Люблю такие совпадения.
Я вышел у стадиона – место, где в любое время суток до ужаса шумно и оживленно. Все меньше безразличных взглядов. Все больше недоумевающих. А стоило всего-то надеть зимний пуховик, вместо пальто, которых, кстати говоря, у меня много. Двадцать три, если точнее. Такие длинные, с вкладкой и стягивающими ремешками на внутренней части спины, чтобы крылья не выпирали, и вообще никак не проглядывались. В основном черные и серые. Еще есть парочка зеленых, для каких-нибудь особенных случаев.