Страница 2 из 58
Гаррик же обладал худощавым телосложением, запястья и лодыжки его скорее подошли бы девочке. Волосы неопределенного цвета с каштановым отливом заметно редели на затылке; на щеках цвели веснушки; нос и веки, обрамляющие бледно-голубые глаза, вечно имели розовый цвет из-за аллергии.
Гаррик довольно быстро потерял интерес к хирургическим манипуляциям Шона. Протянув руку, он потеребил одно из висячих ушей Тинкера, и ритм частого дыхания собаки сразу сбился: пес два раза сглотнул, и с кончика его языка сорвалась капля слюны. Гаррик поднял голову и посмотрел вниз, на склон. Чуть пониже от того места, где они сидели, начиналась поросшая кустарником лощина. У Гаррика перехватило дыхание.
– Шон, смотри, вон там, рядом с кустом! – проговорил он дрожащим от волнения шепотом.
– Что? – Шон вздрогнул, поднял голову и сразу увидел, на что показывает брат. – Подержи Тинкера, – велел он.
Гаррик схватил собаку за ошейник и притянул к себе ее голову – не дай бог, увидит и бросится в погоню.
– Это самая большая старая антилопа в мире, – прошептал он.
Шон не отвечал, поглощенный зрелищем.
Сквозь густые заросли кустарника осторожно пробирался крупный бушбок, самец пестрой антилопы, весь черный от старости; пятна на его бедрах поблекли и стали похожи на выцветшие отметины мелом. Уши настороженно торчали, а вьющиеся змейкой рога высоко вздымались над головой. Огромный, почти как лошадь, он грациозной поступью вышел на открытое пространство. Остановившись, великолепное животное повело головой из стороны в сторону: нет ли где опасности? Потом рогатый красавец легкой рысью затрусил наискось вниз по склону и скрылся в другой такой же лощине.
Секунду близнецы сидели совершенно неподвижно, а потом вдруг одновременно и горячо заговорили:
– Ты видел? Ты его видел? Видел рога?
– Так близко от дома… а мы и не знали…
Мальчики вскочили на ноги, продолжая возбужденно тараторить. Тинкер, заразившись волнением юных хозяев, принялся с лаем носиться вокруг них. Спустя несколько секунд общей сумятицы Шон овладел ситуацией, просто-напросто перекричав своих оппонентов:
– Спорим, он каждый день прячется там в лощине! Спорим, сидит там весь день и выходит только по ночам? Ну-ка, пойдем проверим.
И Шон первым стал спускаться по склону.
Лежбище, где прятался бушбок, они нашли у самой кромки кустарников, в небольшой укромной нише: здесь царил прохладный полумрак, землю устилал ковер из опавших листьев. Почва была утоптана копытами и усеяна его пометом, а там, где он лежал, в земле осталась вмятина. На листьях, разбросанных по земле, виднелись волоски с седыми кончиками. Шон опустился на колени и поднял один из них.
– Его надо поймать, но вот как? – сказал он.
– Выкопать яму и посредине вбить острый кол, – нетерпеливо предложил Гаррик.
– А кто будет копать, ты, что ли? – спросил Шон.
– Ну да, а ты будешь помогать.
– Вообще-то, яму копать тут надо большую, – с сомнением проговорил Шон.
Наступило молчание: оба прикидывали, сколько придется трудиться, копая ловушку. Но больше уже ни тот ни другой об этом не заговаривали.
– Можно еще позвать ребят из города и устроить облаву с собаками, – сказал Шон.
– Да сколько раз мы с ними охотились? Сотни раз, наверно, а даже ни одного паршивого дукера[1] не поймали. Что уж тут говорить про бушбока! – Гаррик помолчал, потом неуверенно продолжил: – А еще помнишь, что тогда этот зверь сделал с Франком ван Эссеном? Когда выдернул рога, пришлось вталкивать ему внутренности обратно в живот.
– Ты чего, боишься? – спросил Шон.
– Сам ты боишься! – взвился было Гаррик, но тут же быстро добавил: – Вот это да! Уже совсем темно. Надо бежать.
И братья торопливо стали спускаться в долину.
2
Шон лежал в темноте, через всю комнату уставившись в серый прямоугольник окна. В небе ярко сиял месяц. Ему не спалось – мысли продолжали вертеться вокруг бушбока.
Мимо двери в спальню прошли родители; мачеха что-то сказала, и отец засмеялся в ответ: смех Уайта Кортни был низкий, как далекий раскат грома.
Слышно было, как закрылась дверь в их комнату. Шон сел на кровати:
– Гаррик!
Ответа не было.
– Гаррик!
Он поднял с пола ботинок и швырнул в кровать брата. Оттуда послышалось сердитое ворчание.
– Гаррик!
– Чего еще?
Голос Гаррика был сонный и недовольный.
– Я вот о чем подумал… завтра же пятница.
– Ну и что?
– Папа с мамой поедут в город. Их целый день не будет дома. Можно взять папино ружье и устроить засаду на этого зверя.
Кровать Гаррика тревожно заскрипела.
– Ты что, с ума сошел? – Голос Гаррика выдал его потрясение и страх. – Папа убьет нас, если узнает, что мы брали ружье.
Но он понимал, что придется искать доводы посильней, чем этот, – брата так просто не переубедишь. Наказания Шон тоже боялся, конечно, и старался до этого не доводить, но шанс взять бушбока казался слишком заманчивым, чтобы испугаться правой руки отца. Гаррик застыл в постели, лихорадочно подыскивая нужные слова:
– А патроны где возьмешь? У папы они под замком.
Неплохой аргумент… Но Шон сразу парировал:
– Я знаю, где лежат два патрона с картечью, он про них забыл. В столовой, в большой вазе. Они там уже больше месяца.
Гаррика бросило в пот. Он уже ярко представлял себе, как плетка со свистом хлещет его по голой заднице, а отец считает удары: восемь, девять, десять…
– Шон, прошу тебя, давай придумаем что-нибудь другое…
Шон поудобней устроился на подушках. Он уже принял решение.
3
Уайт Кортни подал жене руку и помог сесть на переднее сиденье легкой двуколки. Ласково потрепав женщину по руке, зашел с другой стороны, где должен сидеть возница, остановился, чтобы приласкать лошадей, и надел на лысеющую голову шляпу. Человек он был крупный, и когда вскарабкался на свое место, двуколка под его весом сразу просела. Он подобрал вожжи, обернулся, и глаза его над большим крючковатым носом весело посмотрели на стоящих рядышком на веранде близнецов.
– А вас, джентльмены, я бы хотел попросить: уж сделайте одолжение, держитесь подальше от баловства хотя бы несколько часов, пока нас с матерью не будет дома.
– Да, папа, – послушным дуэтом отозвались мальчики.
– Шон, если, не дай бог, тебе придет в голову еще раз залезть на большой эвкалипт, пеняй на себя, ты меня понял?
– Хорошо, папа.
– И ты, Гаррик… давай больше не будем экспериментировать с производством пороха, договорились?
– Да, папа.
– И нечего делать невинные глазки. Это меня очень беспокоит, черт побери!
Уайт легонько коснулся плетью блестящих лошадиных крупов, и двуколка, тронувшись с места, покатила по дороге на Ледибург.
– А про то, что нельзя брать ружье, он ничего не сказал, – с облегчением прошептал Шон. – Теперь нам с тобой главное – не напороться на слуг. Если они нас увидят, поднимут шум. Подойди к окну в спальню, я тебе его передам.
Всю дорогу к обрыву Шон и Гаррик спорили. Шон нес ружье на плече, обеими руками держась за приклад.
– Это я все придумал, разве нет? – заявлял он.
– А я зато первый увидел зверя, – возражал Гаррик.
Он снова осмелел. С каждым шагом, отдалявшим его от дома, страх наказания все больше улетучивался.
– Это не считается, – стоял на своем Шон. – Ружье взять придумал я, значит и стрелять буду я.
– Ну почему это всегда тебе достается самое интересное? – гнул свое Гаррик.
Шона этот вопрос возмутил до глубины души.
– А помнишь, когда ты увидел возле реки гнездо ястреба, я же разрешил тебе полезть за ним, разве нет? А когда ты нашел теленка дукера, я же разрешил тебе его покормить! Скажешь, нет? – наступал он.
– Ну да. А раз я первый увидел бушбока, почему ты не даешь мне стрельнуть?
Шон молчал. Он ума не мог приложить, что делать с тупым упрямством брата, и еще крепче сжимал приклад ружья. А Гаррик понимал: чтобы победить в споре, надо отобрать у Шона оружие. Он совсем приуныл.
1
Дукер – южноафриканская антилопа.