Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 13

Сергей Князев, Алексей Павлюченко

Я играл в футбол с пеленок. Книга о Владимире Казаченке

© В.А. Казаченок, наследники, 2019

© С. И. Князев, А. В. Павлюченко, составление, 2019

© П. П. Лосев, обложка, 2019

© ТАСС, фото, 2019

© Издательский Центр «Гуманитарная Академия», 2019

Я играл в футбол с пеленок

Жизнь Владимира Казаченка, рассказанная им самим, с комментариями его родных и друзей

Пролог. Родители

Раиса Ивановна Казаченок

Я родилась и выросла в Смоленской области, семья у нас была большая. Я из детей последняя, восьмая. Мне было девять лет, когда началась война, и быстро-быстро нас немец захватил. Старшие братья ушли на фронт, сестры к тому времени уже разъехались. Дома оставались с родителями только я да сестра, которая передо мной родилась.

В нашей деревне немцы не стояли, потому что лес рядом, а там партизаны. В пяти километрах от нас был немецкий штаб. Карательные отряды периодически наезжали. Вот к одной женщине сын забежал, он был партизаном. Посидел буквально полчасика и побежал догонять свой отряд. А немцам донесли. Они приехали, мать за волосы вытащили. Дом сожгли, а ее застрелили. Сказали: «Не трогайте, пусть тут и тухнет».

Но все равно, конечно, закопали. Правда, не на кладбище, а в березнячке. А у нее девочки-двойняшки, мне ровесницы. Так и остались, перебивались по людям – кто хлеба даст кусок, кто переночевать пустит.

Еще случай: какой-то человек, видимо, из окружения выходил. Спросил у девушки в крайней избе дорогу, она объяснила. И опять кто-то донес. Ее потом в баню затащили и подожгли. Она там кричала, а мать сапоги немцу целовала, просила: «Ну открой!» Не открыл. Так и сгорела.

Но были среди них и хорошие. Помню, нас в лес гоняли обрубать сучья. Взрослые пилили и валили деревья, а мы сучья срубали. За нами Ганс присматривал. Так он нас жалел. Бывало, скажет (на ломаном языке, но мы понимали): «Посидите пока, а как услышите по дороге дрожки тук-тук-тук, так скорее стучите топориками, рубите». Их старший на дрожках ездил. Приехал он как-то в воскресенье, а мы на своем поле работаем – зерно уж осыпается, убирать пора. А он бегает за нами с палкой и кричит: «Уходите! Сегодня праздник, в церковь идите, молиться. Работать завтра будете!»

В школу первый год при немцах не ходили, а на вторую зиму школа работала, только учителя старались учебники подбирать, чтоб без портретов Ленина, Сталина…

А писали на старых газетах между строчек.

В 1943 году нас освободили. Когда немцы отступали, они угоняли с собой и людей, и скотину. По дороге мимо нас шли толпами из тех деревень, что поглубже были. Папа у нас паникер, собрался уезжать, а то угонят в рабство или расстреляют. А мама и говорит: «Куда ты со своего места собрался? Тех гонят, потому что им спрятаться негде, а у нас же леса кругом».





К тому времени у нас уже большое хозяйство было. Немцы ведь нам всю землю в единоличное хозяйство отдали. Колхоз разобрали по количеству человек – у нас братья на фронте, а нам на них все равно землю дали. Пахали-сеяли для себя. Папа, мама, старшая сестра работали. Я хоть и совсем девчонка была, а жала наравне с ними. Сноп в сноп. И столько понасеяли, столько понарожалось зерна – все закрома засыпали.

Стали немцы отступать, мы коровку за рога – и в лес. И лошадь, и поросенка – все забрали с собой в лес. Пересидели. Немцы, уходя, полдеревни сожгли, всю не успели – наши быстро наступали. Но наш дом сгорел.

А потом опять колхоз восстановили, все у нас отобрали. И такой голод – мы ходили все опухшие. Пока у кого-то появится коза, у кого-то курочки… Много времени прошло, пока начали понемногу разживаться.

Раиса Ивановна Казаченок. Начало 1950-х

В 1949 году я окончила школу. И приехала в Ленинград поступать в Технологический институт. Пришлось идти на стройку – жить-то негде и прописаться некуда. Приехала в Колпино, подала документы, стала медицинскую комиссию проходить. Помню, пришла к глазному врачу. Он смотрит на меня и говорит: «Девочка, а ты знаешь, что такое стройка? Что надо кирпич таскать, носилки тяжелые? Ты ведь не справишься!» А я отвечаю: «Ну а что делать…» Он смотрел на меня, смотрел, головой качал, потом куда-то сбегал, вернулся, позвонил по телефону начальнику стройки, попросил устроить меня в контору, чтоб не так тяжело – девочка ведь, сразу после школы. И договорился. Сказал: «Иди, там тебя возьмут, все полегче будет».

Пришла я в управление. Села в коридорчике, сижу, жду. Смотрю, мимо бегают девушки с бумагами – туда-сюда, на каблучках, хорошо одетые такие, красиво причесанные, нарядные… А мне и надеть нечего – ни на ноги, ни на плечи. Ничего же у меня нет… И думаю: как же я сюда приду работать такая? Нет, не могу. И сбежала.

И оформилась на стройку. Работала в растворном узле и на подъемнике. Раствор делали и наверх поднимали. В общежитии дали мне кроватку. Было холодно и очень шумно. Со стройки приезжаешь – фуфайка грязная, мокрая от снега. Сильно уставала, мучилась – всего ведь семнадцать лет мне было, восемнадцатый пошел. И никаких перспектив. Я не могла куда-то уйти – там заключали договор, как по вербовке.

И вот познакомилась с Сашей, моим будущим мужем. Он старше меня на семнадцать лет. Воевал танкистом в Ижорском батальоне.

Александр Казаченок (второй в нижнем ряду) и однополчане, 1930-е

Отец его погиб под Синявино. До войны он был начальником депо на железной дороге. Его участок – от Ленинграда до Обухово. Сразу же ушел на фронт и в первом же бою получил сильные ранения. Когда Саша приехал к нему в госпиталь, ему сказали, что отец уже умер – от ран. Отец в каком-то сарае лежал – в морге мест не хватало, столько их там погибало. Саша нашел его и решил, что назавтра вернется и заберет, чтоб похоронить в Колпино, на своем кладбище. Но на следующий день сарай был пустой. Всех увезли на Пискаревку. И похоронили там. Мы ездим на кладбище, поминаем, но где он точно похоронен, так и не знаем. В одной из больших общих могил.

Когда мы познакомились, Саша тоже на стройке работал – водителем. Жил с матерью и двумя сестрами. Мама у него была инвалид, у нее отняли ногу.

Он говорит: «Выходи за меня замуж! У нас будет комната – меня зовут работать в райисполком, я буду возить председателя». Поженились. Свадьбы, правда, у нас не было. Собрались с родственниками, за столик сели, выпили, закусили… и все. И вот буквально на второй же день он с ключами приходит. Мы сразу же уехали в свою комнатушечку. И когда мы переехали – это было такое счастье!

А там уж жизнь стала меняться. Когда я Вовочку родила, как раз прошло три года, как отработала на стройке, договор мой закончился, и я могла пойти работать куда хочу. Пошла на Ижорский завод, в хороший цех – Седьмой секретный. Была диспетчером, потом учетчиком производства. Всю жизнь там работала, сорок два года.

Владимир Казаченок об отце

Мой отец был человек немногословный, о своей довоенной жизни, в общем-то, не рассказывал. Сохранились у нас фотографии, на которых он совсем еще молодой во время службы в армии. Больше я знаю о том, как во время Великой Отечественной войны он воевал в Ижорском батальоне. Там они познакомились с дядей Мишей. И потом дружили всю жизнь как родные. Жену его звали Раисой, как и мою маму.

Александр Викторович Казаченок. 1960-е

Однажды, когда я был совсем крохотный, мои родители вместе с тетей Раей и дядей Мишей поехали в Обухово, в церковь, и окрестили меня. Мы с сестрой оба крещеные. Мама говорила: «Не нами начато, и не на нас пускай заканчивается. Покрестить ребяток надо».