Страница 2 из 10
Исторически сложилось так, что система математических методов, обращенных к обработке массивов данных, оказалась весьма востребованной в теоретической психологии, а система строгих экспликаций, успешно применяемая в таких областях, как семантика, прагматика, лингвистика текста, структурное литературоведение, этнография и культурная антропология, осталась практически неизвестной. Это произошло в первую очередь за счет того, что статистические методы появились в распоряжении психологов раньше и немедленно дали хорошие результаты; кроме того, система статистических методов апеллирует в известной степени к «школьным» математическим знаниям и допускает механическое использование готовых формул, которое не требует понимания математической сути описываемых процессов и явлений.
С другой стороны, система неколичественных методов базируется на тех «нешкольных» математических представлениях и конструктах, в которых исходным, неопределяемым понятием избрано не «число», а «множество». Ее идеология была задана пионерскими работами группы французских математиков Бурбаки, в первую очередь их «Аксиоматической арифметикой», и открыла эпоху «математического формализма». В этой парадигме, продолженной такими отечественными математиками, как Шиханович, Шредер, В. А. Успенский, где особо важную роль играют требования к строгости логического вывода, разработаны способы математического представления «размытых понятий» (Л. Заде).
В психологии, где неколичественные математические методы пока занимают, безусловно, маргинальную позицию по отношению к количественным, в результате сложилась драматическая ситуация все увеличивающегося разрыва между теоретической наукой и практикой. Теоретическая, в первую очередь, экспериментальная психология, оказавшись в тисках требований математической доказательности, обнаруживает тенденцию к сужению поля выбора объектов исследования, предпочитая относительно простые, наблюдаемые и «измеряемые» процессы и явления (напр., Брунер об утрате значения). В то же время практические задачи, особенно психотерапевтические, как правило, группируются вокруг сложных и размытых процессов и явлений, сохраняя связь с традиционной для психологии философской составляющей, но отказываясь от теоретических верификаций. Статистические манипуляции с такими объектами, как, например, «горе», «печаль» и «тоска» обречены на спекулятивность вследствие размытых границ между этими объектами. В результате психотерапевтические практики оказались за пределами академической науки как нестрогие и недостаточно доказательные.
Поэтому видится настоятельно необходимым возвращение размытых и неопределенных, но нагруженных важнейшими психологическими смыслами экзистенциальных понятий в поле научной доказательности и проверяемости. Это осуществимо с помощью использования строгих неколичественных методов и может оказаться не менее полезным в качестве связующего элемента между теоретическими представлениями и работой с конкретными, эмпирически наблюдаемыми процессами и явлениями, чем оно оказалось в семантике в 60–80 гг. ХХ в., тем более что часть традиционных и важных для психологии объектов изучения не доступна почти ни в каком другом виде, кроме вербального.
В попытке найти общее в разнородных и нестрогих словоупотреблениях понятия «Картина мира» и обратившись к тому способу интерпретации этого понятия, который был принят авторами экзистенциальной и гуманистической школ в психологии (Ялом, Мэй….), в нашем исследовании был уточнен и конкретизирован термин «Индивидуальная картина мира человека». Он был истолкован как обобщающее имя для составляющих, выделяемых психологами-экзистенциалистами: экзистенциальные тревоги (Тиллих) – идентичность, свобода, одиночество (и любовь, или близость, как состояние, обратное одиночеству), смерть, а также пространство и время, внутрь которых они помещены. Однако все вышеперечисленное – это лишь своего рода «разметка карты», которую каждый индивид заполняет своим, сугубо индивидуальным опытом. Этот опыт осознается только в небольшой своей части, но лежит в основании множества выборов разного уровня. Он ответственен за выбор коппинг-стратегий, с помощью которых индивид справляется с экзистенциальными страхами; за выбор ролевых и коммуникативных стратегий; наконец, за членение континуальной реальности на «события» и «не-события», «важное» и «несущественное», «хорошее» и «плохое», находящееся внутри границ «Я» индивида и лежащее вне этих границ.
В настоящее время существует необходимость предпринять попытку синтеза знаний и методов, возникших за последние десятилетия в экспериментальной и когнитивной психологии, и представлений о человеке, его индивидуальной картине мира, самоосознавании и саморепрезентации, полученных в результате эмпирических наблюдений и психотерапевтических практик, в частности, гештальт-терапии и экзистенциальной психотерапии, используя в качестве верифицирующего инструмента строгие неколичественные методы, успешно зарекомендовавшие себя в сопредельных с психологией областях гуманитарного знания.
Теоретико-методологической основой исследования стали культурно-исторические, системные и общегуманитарные представления об уникальности каждой индивидуальной системы отношений к миру, то есть об экзистенциальной картине мира человека. Эти представления были конкретизированы в виде нескольких принципов:
1. Принцип культурно-исторического подхода к знаку, значению и понятию.
В соответствии с этим принципом использование понятий специфично для культурно-исторической по своему происхождению высшей психической функции (Л. С. Выготский). На ранней стадии, стадии комплексного мышления, в качестве значения слова «мыслятся те же предметы, что и на более продвинутой, но мыслятся иначе, иным способом и с помощью иных интеллектуальных операций» (Выготский). Благодаря этому, с одной стороны, возможно понимание между ребенком и взрослым, но с другой – это понимание неполное; оно лишь позволяет обмениваться сведениями о «физическом мире». В нашем исследовании мы взяли за основу именно эти представления Выготского, и, отказавшись лишь от идеи «стадиальности», главенствовавшей в науке первой трети ХХ в. и не подтвердившейся в дальнейшем, по крайней мере, в своей «семантической части», рассматривали понятия как конструкты, имеющие одновременно абстрактную, логическую природу, и как «комплексные», «цепные» (по Выготскому), или, другими словами, метафорические и метонимические образования.
2. Принцип системного разграничения объекта и его модели, «карты» и «территории».
Индивидуальная картина мира человека, как и отдельные ее составляющие, представляют собой сложные объекты, характеризующиеся невозможностью непосредственного наблюдения и измерения в «реальности» (на уровне означаемого) и семантической размытостью на уровне терминологизации (или означающего). Вследствие этого наиболее эффективным методом здесь является работа с моделями таких объектов. Создание строго формализованных моделей сложных объектов имеет свою историю и оказалось особенно востребованным в случаях, когда объекты не были доступны для непосредственного наблюдения (напр., глубинно-синтаксические структуры в теориях формального синтаксиса). В подобных случаях только последовательное соблюдение заранее сформулированных правил описания и оперирования давало гарантию от произвольности выводов, предохраняло от артефактов, спекулятивных решений и неправомерных экстраполяций. Требования к модели состоят в том, чтобы она, во-первых, была в определенном смысле проще моделируемого объекта, а во-вторых, в том, чтобы, несмотря на утрату части свойств объекта, она сохраняла те его качества, которые являются предметом изучения. Отсутствие исходного осознавания, что в любом случае неизбежны утраты, часто приводит к созданию нерелевантных моделей, которые оказываются чуть ли не сложнее моделируемого объекта. В нашем исследовании мы осознанно поставили ограничения на использование динамических характеристик и, с целью создания интуитивной определенности, прибегли к метафоре Кожибского-Бейтсона о «карте и территории», обозначая полученные статические модели как «карты», а моделируемые объекты как «территории». Но при этом за метафорой всегда стояло строгое определение математической модели как множества М с заданной на нем совокупностью отношений {R1, R2…Ri}.