Страница 84 из 85
— Где это мы?
— В Талсе. Не слишком далеко от дома, но и не слишком близко.
— Прекрасно.
«Эйден», — сказал Элайджа. — «Иди домой. Ты должен вернуться домой.»
— Все будет хорошо.
— Конечно, будет. Как насчет того, чтобы пойти в данс-клуб вместо кино? — спросила Виктория, не подозревая, что он говорил с душами. Он не стал поправлять ее.
— Думаю… можно. — Он не знал, хороший ли из него танцор, потому что никогда раньше не танцевал, но ради нее он попытается. Но что лучше — он сможет ее обнять.
«Эйден, прошу.»
Одна ночь, подумал Эйден. Все, чего он хотел.
— Завтра, — ответил он.
— Души? — на этот раз сообразила Виктория.
— Да.
— Теперь можем помочь им. — Кожа Виктории горела в сравнении с его, когда они шли по улице, вливаясь в толпу. — Поверить не могу, что мы здесь. В смысле, я люблю тебя, ты знаешь, но это кажется таким… легкомысленным.
— Именно легкомыслие сейчас нам и нужно. — Слышишь, Элайджа? Мне нужно.
— Твоя правда. А знаешь, что? — И слишком взволнованная, чтобы ждать, тут же выпустила его руку, загородила дорогу и ответила сама: — У людей есть шутка.
— Да? — Он убрал пряди волос ей за ухо. — Что там? — Краем глаза он заметил странное движение и нахмурился. Мусорный бак только что сам по себе передвинулся? Конечно, нет. Просто он стал параноиком, у которого опасность на каждом углу.
— У одного парня… — Виктория тоже нахмурилась и проследила за его взглядом. — Что там?
«Эйден. Эйден, уходите сейчас же.»
А через секунду неожиданно, как из ниоткуда, появился Такер, прямо перед Эйденом, по его лицу текли слезы.
— Что…
Толпа и машины исчезли, Виктория тоже, и Эйден остался на пустынной улице. Улице, которую он видел в видениях бесчисленное множество раз. Та, которую боялся найти и от которой надеялся сбежать.
Эйден отошел назад, встав в стойку для борьбы. Такер за ним.
— Прости, мне очень-очень жаль, — сказал Такер. — Он сказал, ты будешь здесь. Почему вы оказались здесь?
Не успел он договорить, а Эйден перейти в наступление, как знакомая острая боль, которой он боялся, ждал и ненавидел, пронзила его ребра, мышцы… сердце. С каждым сокращением сердца рана становилась все глубже и шире.
Сердцебиение, которое поддерживало его жизнь, сейчас убивало.
Такер, тяжело и громко топая, сбежал.
Острая, как нож, боль взорвалась. Эйден посмотрел вниз и увидел окрашенную в темно-красный цвет рукоятку. Он задохнулся кровью и услышал, как Виктория прокричала его имя. Где она? Он не видел ее. Он был один и умирал в полном одиночестве.
Ни одного дня. У него не было и одного дня. Даже у Бога был день отдыха. Странные мысли, подумалось ему.
— Стоит… того, — проговорил он, надеясь, что Виктория услышит его, где бы она ни была. Она стоила всего. Он не променял бы и минуты рядом с ней.
Пустынная улица замерцала и исчезла, и перед ним снова предстала оживленная улица.
«Ох, Эйден», — посетовал Элайджа.
Калеб и Джулиан закричали, не в силах поверить в то, что происходило.
Значит, не в одиночестве. У него были души. В этом был смысл. Они вместе начали эту жизнь, и вместе закончат. О, Боже. Конец. Это был конец. Слово эхом звучало в его голове, и он вдруг понял, что не готов. Вскоре боль отняла силы… он падал… черная пелена накрыла его жгучим потоком…
И он перестал сознавать что-либо.
Должно быть, кто-то ударил его током в голову, потому что тело Эйдена неожиданно содрогнулось, и он ощутил сильную боль. Очень сильную. Черная пелена быстро вернулась, трижды Слава Богу, но удар током прогнал ее. Это повторялось снова и снова.
— … спасите его, — кого-то умоляла Виктория. — Вы должны спасти его.
— Он был слишком тяжело ранен, — произнес незнакомый голос, — и ты дала ему всю кровь, которой могла пожертвовать. Еще чуть-чуть — и вы оба умрете.
— Он не умрет, — хрипло крикнула она. — Мы не позволим ему умереть. Он наш король!
Он попытался сказать ей, что он здесь, но не смог пошевелить губами. Души все еще с ним, понял он, потому что услышал, как они плачут и тоже не могут связать и слова.
Это был он? Конец?
Конец. Знакомое слово.
— Постарайся обратить его, — надавила Виктория. — Высуши его полностью и наполни остатками моей крови.
Утомленный печальный вздох.
— Раньше мы уже пытались, принцесса. Ты это знаешь. Со времен Влада не было ни одного успешного обращения.
— Меня не волнует.
— Иногда и доноры умирали.
— Я тоже это знаю! Просто делай! Другого способа нет, я попытаюсь. Я должна попытаться, — повторила она, всхлипывая.
Эйден хотел закричать: «Нет! Не рискуй своей жизнью, Виктория. Что угодно, только не это.»
У незнакомца вырвался еще один вздох.
— Хорошо. Он весь твой. Но имей в виду, когда твои люди обнаружат, в каком он состоянии — а они обнаружат, потому что мы не можем держать это долго в секрете — начнется борьба за корону. Неважно, насколько достойным королем Эйден оказался, всегда найдутся те, кто жаждет власти. Противники захотят нанести удар, пока это возможно.
— Сначала пусть найдут его. А когда он вернется, а он вернется, я уверена, всякий, кто посмел бросить вызов, понесет строгое наказание.
Послышался стук — несколько твердых ударов. Затем шаги и оханье.
— Райли? — произнесла Виктория.
— Что с ним случилось? Какого черта произошло?
— Отойди! Не трогай его. Я его обращаю. Просто стой и не наводи панику. Я заберу его.
— Обращаешь? Заберешь? Виктория, ты не можешь этого сделать.
— Могу и сделаю. Отойди!
Пауза.
— Ладно, ладно. Я отойду. Но есть кое-что, что мне нужно сказать. Точнее, несколько кое-что. Я не могу остаться надолго. Мэри Энн убежала, я пошел за ней, чтобы убедиться, что она в безопасном месте, и только вернулся, чтобы сказать тебе. Я должен вернуться к ней, прежде чем она решит направиться в другое место, и я потеряю ее из виду. Так что слушай. Дрейвен бросила тебе вызов, чтобы предъявить права на Эйдена. Твой отец жив и…
— Вызов? Нет! Еще рано! Мэри Энн в порядке? И… и что ты имеешь в виду, когда говоришь, что мой отец жив? Райли, он не может быть жив. Он навредит Эйдену, он… Нет! Я не позволю ему!
Затем тишина. Невесомость. Темнота. А потом Эйден почувствовал, как ему вспороли шею, и вот теперь он заставил губы шевелиться. Он закричал.
Он корчился, боролся, затем успокоился. Ничего, у него больше ничего не осталось.
Пелена… эта благословенная пелена. Она накрыла его, защитила. Ускользнула…
…холодно, так холодно…
Бестолковая пелена… он потянул ее на место.
… жарко, так жарко…
Он отодвинул ее… Стало лучше, но ненадолго. Снова ускользнула…
… Холодно, так холодно…
Он потянул ее.
… Жарко, так жарко…
Он отпихнул со всей силы. Пнул — и нет пелены. Больше никакой пелены.
… больно, невыносимо больно…
… Больно, невыносимо больно…
Время стало бесконечным океаном перемен. Он плыл по волнам, нырял, пробивался, его выбрасывало обратно, снова плыл… холодно, так холодно… и любопытно… жарко, так жарко… найдет ли он когда-нибудь путь домой. Дом, где его дом? Ответ ускользал от него. Слишком много болтовни, несвязной и надоедливой. Вернулась боль, но не пелена. Слава Богу, что не пелена.
Океан исчез во внезапной вспышке. Он увидел пещеру — он ненавидел теперь пещеры. Увидел себя, каким бледным и больным он выглядел. Он скорчился, пот стекал и смывал с него кровь. Он увидел Викторию, она лежала рядом с ним и выглядела бледной и больной. Она корчилась и стонала, он слышал ее мысли — все мысли за всю ее жизнь — так громко, что не мог совладать с ними, не мог слушать, слишком много воспоминаний было в его голове, ее воспоминаний и его, ее боль и его боль — больше, чем можно выдержать, и если бы ему не дали что-то, он бы сломался, безвозвратно раскололся на тысячи кусочков.
Он хотел, чтобы пелена накрыла его снова.