Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 3

1

Никто не мог сказать, откуда это взялось, даже специалисты терялись в догадках. В детстве у нее не было привычки сосать конец ручки, она не вылизывала, как многие ее ровесники, лунки от молочных зубов, так что чаще сходились на том, что это какая-то генетическая аномалия. Поставить скобы было невозможно, зубы росли и вкривь и вкось, один из клыков, например, пробиваясь из десны поверх остальных зубов, рос вбок под углом 45 градусов. Понадобились бы скобы особой конструкции. Поэтому стоматологи видели единственный выход: всё удалить и вживить имплантаты. Им показали прайс-лист и снимки образцов. Идеально расположенные, сверхъестественной белизны зубы завораживали, но цены заставили опечалиться. Как бы там ни было, но мама, вздохнув, сказала:

– Что поделаешь, будем копить. Увы, но у нас все еще встречают по одежке.

В 2006 году Светлане Федоровне, ее маме, пришлось уволиться с работы по состоянию здоровья. Мучил варикоз. Фиолетовые вены червями вздувались на ногах. Светлана Федоровна стала передвигаться по квартире с тростью и обматывала голени эластичным бинтом. Ни о каких накоплениях больше не могло быть речи. Лежа на диване под пледом с бахромой, она подзывала дочь и говорила:

– Настюша, бедненькая моя, как же ты теперь будешь жить?

– Как все, мама. Как-нибудь разберусь.

– Но что делать с зубами? Ведь всё, что удалось отложить, это такой мизер. Бедненькая моя, несчастная.

Как правило, в такие моменты Светлану Федоровну начинали душить слезы, поэтому разговоры подобного рода продолжались недолго. Настя, как могла, успокаивала ее, а про зубы говорила, что, мол, ничего, она привыкла, значит, судьба.

Окончив 9-й класс, Настя Ушакова забрала аттестат и ушла из школы. Нет, в самом деле, учеба совершенно ничего не давала. Она просто отсиживала положенные часы в углу на последней парте рядом с ощипанной бегонией на подоконнике, учителя давно перестали вызывать ее к доске, зная, что она все равно ничего не ответит (стеснялась открыть рот), так что постепенно из объекта насмешек и проказ она превратилась там, в школьных стенах в пустое место. К чему было тратить время?

Она решила: устроюсь на работу, буду помогать маме по дому, как-нибудь проживем. Вытирая в ванной полотенцем лицо, она смотрелась в зеркало и натягивала губы. Оголялись десны. Искривленные, как морские утесы или бутылочные осколки, беспорядочно растущие зубы, как всегда ужасали. «Дура! Уродка чертова!» – мысленно укоряла она себя, тут же, впрочем, осознавая: этим ничего не исправишь. Она успокаивалась и говорила словами матери: «Ничего, когда-нибудь обязательно повезет. Всем добрым людям везет рано или поздно». Эти самовнушения действовали, как анестетик, от сердца отлегало, и она постепенно включалась в повседневный быт.

Работу найти было нелегко. Не всё подходило. Хотелось что-нибудь такое, что дало бы возможность, как кровососущему насекомому, спрятаться от любопытных глаз. За эти годы у нее сложилась масса своеобразных привычек. В любом месте, будь то хоть на улице, хоть в помещении, она инстинктивно находила тень и старалась держаться там. Она почти разучилась улыбаться, общаясь с незнакомцами, опускала голову и говорила в пол. Очень не хотелось бы работать в коллективе. Но особого выбора не было, места сторожей были заняты пенсионерами, поэтому пришлось довольствоваться должностью санитарки в отделении офтальмологии.

Настя терла шваброй линолеум в коридоре и кафель в уборной, выносила сухие бинты, мимо сновали люди с марлевыми тампонами на глазах, и со временем всё как будто бы стабилизировалось: работники офтальмологии и пациенты привыкли к ней и ее зубам, а она привыкла к ним. Порой ей даже казалось, что она счастлива. Да, оклад был небольшим, но, как она поняла, для нее важны были не столько деньги, сколько ровное, терпимое отношение со стороны окружающих к ее дефекту.

Возвращаясь домой после дежурства, иногда она останавливалась рядом с сухим деревом в заброшенном сквере недалеко от детско-юношеской библиотеки им. Н. Крупской. В древесном стволе зияло продолговатое дупло с обугленными краями, кто-то вбил в эти края несколько гвоздей, которые со временем поржавели и покорежились, а сверху (возможно, та же самая рука) вырезали глаза, нос и брови в весьма примитивной манере. Насте почему-то казалось, что это ее личный бог. Бог людей с кривыми зубами. Обломанная рогатая ветвь, как рука прокаженного, указывала в сторону Липатникова пруда и памятника партизанам. Настя подносила к зубастому дуплу ухо и слушала, как там, в полом пространстве ствола шумит воздух.

2

В тот вечер показалось, что внутри ее бога что-то скребется. Она прислонила ухо к дереву и тут же отпрянула, чувствуя, как в щеку ткнулось что-то влажное. Из дупла выскочила крыса, шмякнулась на землю и побежала, скрываясь в наваленной куче полиэтиленовых пакетов, бутылок и разной гнили.

Этот случай перепугал, сердце колотилось, и всё то время, пока она шла домой, место на щеке, куда ткнулась рыльцем крыса, свербело и жгло. Не отпускало тревожное предчувствие. И когда она вошла в прихожую, Светлана Федоровна протянула ей квитанцию на получение посылки. В графе «отправитель» было указано: Москва, Малый Казначеевский пер-к, д. 51, ООО «Гелиос».

Она проснулась с головной болью. Почти всю ночь терзал вопрос: что такое ООО «Гелиос»? В офтальмологии она попросила таблетку, и за мытьем полов и другими заботами день прошел быстро. Вечером она уже стояла у стойки почтового отделения. Выдали небольшую, чуть шире хлебной буханки картонную коробку, перетянутую скотчем. Внутри оказался фотоаппарат Polaroid с книжечкой технического руководства, ключ в прозрачном пакете и конверт с письмом.

– Зачем им это, я не понимаю? Кто они, мама? – взволнованно спрашивала она, придя домой и дав матери прочесть письмо.

– Доча, я не знаю, что ответить. Может, сходим в милицию? У нас есть обратный адрес, пускай проверят, что это за ООО. Хотя вроде ничего криминального. Ну, подумаешь, сделать фотоснимок!





– Но я не хочу!

– И правильно, и не нужно. Ну их к черту, давай забудем. Но деньги… Ты подумай.

– Откуда они узнали обо мне?

– Успокойся, сама не знаю, что думать. Но с другой стороны, вроде ничего не просят. Чем мы рискуем?

– Да? А фотография?

– Я в том смысле, что не требуют денег, даже, казалось бы, наоборот. Подумай, что нам грозит?

– Мама, что делать?

– Успокойся, Настенька. Если бы я была на твоем месте…

– То что?

– Не знаю, трудно советовать. Но все ж таки 10 тысяч…

– Согласиться?

– Хочешь, схожу в милицию и всё расскажу?

– Нет. Во всяком случае, не сейчас.

Она действительно не могла понять, для чего это кому-то понадобилось. Кто этот человек или люди, приславшие ей из Москвы фотоаппарат? Странно было всё это, непонятно, тревожно.

Вечером она отправилась в сквер, к своему корявому богу с зубами из гвоздей. Послышался трескучий рев. Когда она подошла ближе, то увидела, как поваленное дерево расчленяют механическими пилами люди в форме коммунальных служб. Она побежала прочь. Хотелось плакать. Казалось, мир рухнул.

Дома, тайком от Светланы Федоровны, она взяла Polaroid, закрылась в ванной и, оскалившись перед зеркалом, нажала кнопку. Ослепила вспышка, фотоаппарат выблевал снимок, и через какое-то время сквозь туманную дымку проступили ломанные очертания зубов.

Она сделала всё так, как просили в письме: зашла в торговый центр «Мадагаскар» (магазин хозяйственных товаров), открыла высланным ключом ячейку № 33 и оставила там снимок вместе с фотоаппаратом (хотя просили только снимок). Ключ нужно было унести с собой, так она и поступила. Она стояла в стороне и наблюдала. Прошло около 40 минут. К ячейке никто не подошел.

Как было обещано там же, в письме, через день на ее имя должен был поступить денежный перевод. И точно, пришел. Ровно 10 тысяч рублей. Странно, непонятно, смешно.